– Я ценю твою честность и стойкость, – сказал царь. Но ты так и не ответил на мой вопрос: что тебя приворожило? Тебя ведь эта история не затрагивала!
– Я всегда обладал независимым и самостоятельным умом, государь. Уже в Царскосельском лицее я не боялся делиться своими убеждениями со своими товарищами, выходцами из старинных и крайне консервативных семей. В действительности они и консерваторами-то не были; этими аристократами не двигала ни одна идея, если не считать сохранение их статуса привилегированного и паразитирующего сословия в империи.
– Что ты хочешь сказать? – спросил император, внезапно заинтригованный.
– Жить за счет своих земель, эксплуатировать своих крепостных – вот единственное, на что они способны; они ничего не производят для империи.
– Полно, гениальный Пушкин, да ты опасный человек!
– Ваше Величество, желаете ли вы знать, что я воистину думаю, или же ждете, что я буду лепетать, как все придворные, то, что вам нравится слышать? И что, я уверен, вас не обманывает, – лукаво добавил я. – По-моему, государь, вы должны бы стать «просвещенным деспотом» по примеру Фридриха Второго Прусского.
– Да, я знаю, – сказал император, – моя бабушка Екатерина Вторая питала к нему большое уважение; у нас с ней есть кое-что общее,
– улыбнулся царь. – У Фридриха был любимый писатель, Вольтер, а у меня это Пушкин! О Фридрихе рассказывают множество всяческих анекдотов, но один мне нравится больше прочих: когда его упрекали в том, что он, король Пруссии, не пользуется немецким языком, он отвечал: «По-немецки я говорю только со своими лошадьми!», – расхохотался царь. – Так он выражал свою любовь к французскому языку.– Государь, со мной то же самое. Еще учась в лицее, я был покорен языком великих классиков: Корнеля, Мольера, Расина, а также благородными идеями Монтескье, Вольтера, Руссо и Дидро, пусть даже я ничего не понимаю и не желаю понимать в политике.
– Не изображай ложную скромность, Пушкин, ты же все-таки проводишь различие между империей и республикой? – с иронией спросил царь.
– Разумеется, – ответил я, глядя императору в глаза, – безусловно, государь!
– повторил я. – Как и эти мыслители, я не желаю смены режима.– В добрый час, – возрадовался император, – хоть одна хорошая новость за сегодняшний день!