«Как возможно, что столько людей, столько деревень, столько городов, столько народов нередко терпят над собой одного тирана, который не имеет никакой другой власти, кроме той, что они ему дают; который способен им вредить лишь постольку, поскольку они согласны выносить это…»
А я думаю, что этот очаровательный молодой человек развратник и хитрый притворщик!
– Но, государь…
– Что «государь»? Что «государь»? – не дал мне договорить царь. – Я уверен, что ты не знаешь, в каком возрасте этот маленький учитель жизни сотворил свою книгу.
– Нет, не знаю, государь, но это произведение очень зрелое. Разумеется, ему было около тридцати, как я думаю.
– Нет, мой дорогой Пушкин, ему было шестнадцать лет, слышишь? Шестнадцать; возраст, когда начинают выходить в свет и ухаживать за девицами! – повысил голос царь, по-прежнему размахивая томиком Ла Боэси. – Он обрушивается на основы монархии, стремится раздуть политические претензии людей к королю.
– Я так не думаю, государь, он просто защищает принцип свободы.
Царь сделал вид, что не услышал; совершенно успокоившись, он открыл книгу на том месте, где лежала закладка, и снова зачитал:
– «Как объяснить, что люди терпят тиранию? Тиранию одного-единственного из них, сильного только их слабостью? Они грабят, убивают, а достаточно было бы просто его больше не поддерживать, чтобы увидеть, как он рухнет сам собой».
– Ты слышишь, Пушкин, это же прямой призыв к анархии, к бунту, к революции, к преступлению, – закричал царь.
Он продолжил:
– «Великая беда быть подданным тирана, но еще большая – зависеть от многих хозяев».
С такими особами нет ничего удивительного, что появляются фанатики Равальяки, убивающие доброго короля Генриха Четвертого, лицемерные Кромвели, отрубающие голову кроткому Карлу Первому, и одержимые Робеспьеры, отправляющие на гильотину наивного Людовика Шестнадцатого! Это предвестие мировых потрясений; речь идет не более и не менее как о том, чтобы поставить под сомнение само существование монархии и абсолютное верховенство моей власти, причем самым жестоким образом. Твой Ла Боэси в восторге от античных республик! Ты представляешь себе, Пушкин, от АНТИЧНЫХ РЕСПУБЛИК, – отчеканил царь.
– Дьявольское и подрывное стремление нарушить мировой божественный порядок, который я представляю на Земле! – подчеркнул он с чувством превосходства.