Тайный дневник Натальи Гончаровой

– Только Пушкин способен так переиначить вполне невинный вопрос!

– Ни одно литературное творение не произрастает из ничего… ex nihilo nihil[52]! Скрываясь за спиной литератора, мои актеры и актрисы нетерпеливо дожидаются момента выйти на сцену и дать волю своему темпераменту; во всяком случае, что касается меня, то немного моей крови течет в их венах!

– Забавно, – сказал царь.

– Все мои романические вымыслы дремлют в моем сознании. Мне достаточно просто подарить им к жизнь. Я беременен моими персонажами!

– Красивая мысль, – заметил царь.

– Не моя, государь, она принадлежит Бальзаку. Но я тоже произвожу на свет свои творения.

Император, очевидно, желая показать мне, что все понял, не удержался и сказал:

– А когда у тебя случается неудача, что ты говоришь? Я «опоросился» или у меня случился выкидыш?

Я лицемерно захохотал, показывая, что оценил метафору… простите, его вульгарное и неуместное сравнение!

– Таким образом, я в одно и то же время и Ленский, поэт, и Онегин, один страстно влюбленный и с обостренным чувством чести, а другой – записной соблазнитель, надменный и вызывающий; я также Алеко в «Цыганах», ревнивый собственник.

– Я заметил, – сказал царь.

– Как это, государь?

– Я не люблю читать, ты, конечно же, в курсе, но эта твоя история меня заинтересовала, и, должен признать, я и впрямь распознал твой характер, который ты так хорошо описал! Почему ты выбрал имя Алеко? – спросил царь. – Это весьма экзотично.

– Очень просто, государь, потому что я бываю в одном цыганском трактире, а тамошнего гитариста зовут Алеко.

– Если я правильно понял, – сказал царь, – твой главный персонаж – некто вроде романтического героя, бегущего от цивилизации, подобно тебе самому, Пушкин, бегущему от нашего ветреного общества! – с иронией заметил царь. – Тебя тоже привлекает их вольная жизнь.

– Разумеется, государь, – ответил я, немного растерявшись от того, что царь, оказывается, действительно прочел мое произведение.

– Даже твой медведь, символ свободы, и тот не на цепи. И это, конечно же, не случайно! – пошутил царь. – Но есть там одно место, которое мне особенно понравилось.

– Какое именно, государь?

– В какой-то момент, уж не помню точно, отец героини, Земфиры, говорит Алеко:

Мы дики; нет у нас законов,

(…) Ты не рожден для дикой доли,

Ты для себя лишь хочешь воли;

Я спросил себя, что именно имел в виду император. Разъяснения не заставили себя ждать.