Тайный дневник Натальи Гончаровой

Я был очень смущен и старался вывернуться каким-нибудь словесным ухищрением. Я не стал говорить об этом ужасном преступлении. На самом деле я с большой прохладцей относился к идее создать жизнеописание нашего царя, которое стало бы его панегириком; он это понял…

– Любопытно, – заметил он, – мне кажется, ты не слишком воодушевился моим предложением.

На самом деле у меня не было никакого желания написать хоть строчку о нашем монархе, которого я боялся и не уважал. Я не видел ни единой причины петь дифирамбы этому императору, который бредил войнами и завоеваниями и был совершенно лишен малейших проблесков гуманизма. Войны представлялись ему всего лишь средством занять достойное место в истории России: ничто их не оправдывало, кроме удобного случая составить себе имя и обвешаться наградами, которые он сам же и велел учредить по такому поводу!

– Боюсь, ты пренебрегаешь всем, чем мне обязан! – заявил император. – Я вытащил тебя из твоей дыры. Оказал тебе честь, пригласил ко двору, простил твои треклятые писания, твои капризы, освободил тебя от цензуры… и, скажи-ка, чем ты хочешь мне отплатить? Разве твое пренебрежение не есть неблагодарность?

– Нет, нет, Ваше Величество, я ваш верный слуга.

Император посмотрел на меня и серьезно сказал:

– Я задумываюсь над вопросом, какие слова придут на ум моим биографам. Римский диктатор вроде Цезаря, преступник, как Калигула, или мудрый император, философ и стоик, подобный Марку Аврелию? Как выбрать между добродетелью и славой? По здравом размышлении я полагаю, что предпочел бы славу, потому что она торжествует над смертью! Добродетель – это слишком трудно и слишком долго. В конечном счете я всего лишь человек, и век мой недолог! – со смехом заключил царь.

И император продолжил игру в вопросы и ответы:

– Созидатель, как мой предок Петр Великий? Что подумают мои современники, мои близкие, моя семья? Я хочу непременно оставить след в истории России. Мое кратковременное пребывание на этой земле должно быть замечательным и замеченным… Видишь ли, Пушкин, я верующий, – сказал он, торопливо крестясь, – это означает, что Бог избрал меня; у каждого из нас есть своя миссия, и у тебя, и у меня, и у других… Именно ее я и стремлюсь исполнить, – сказал царь, задумчиво глядя в потолок…