Тайный дневник Натальи Гончаровой

– Разумеется, государь, но вечное возвращение не означает возвращения к одному и тому же!

– Забавно, – сказал царь. – Пушкин, посмотри на Францию, в одна тысяча семьсот восемьдесят девятом году они совершают Революцию; в одна тысяча семьсот девяносто третьем они убивают своего короля, а также десятки тысяч ни в чем не повинных людей, которых они мучают и гильотинируют. Когда народ убивает своего монарха, он теряет свою душу и становится неизвестно кем, серостью; рушатся все ценности. Видишь, Пушкин, вот в чем разница между нами, русскими, и другими нациями. Во Франции, например, они убили Генриха Третьего, потом Генриха Четвертого, я уже не припомню их нумерацию, – улыбнулся он, – короче, не стоит называться Генрихом во Франции!

– Государь, если позволите, вы противоречите… самому себе!

– Как это?

– Мне вспоминается наша беседа, когда вы заметили, что заговор в России всегда был привычкой, а то и модой… Вы мне перечислили впечатляющее число убитых царей!

– Но есть один нюанс: все эти убийства были совершены одиночками и безумцами, а во Франции весь народ ненавидел Людовика Шестнадцатого и поднялся против него; это означает, что они все были заражены революцией. Ты следишь за моей мыслью, Пушкин?

– Да, да, государь, – инстинктивно ответил я.

– Скажи мне, – с простодушным видом спросил царь, – кто сегодня правит Францией?

Император не дал мне времени ответить.

– После их знаменитой революции они выбрали трех королей: Людовика Восемнадцатого, Карла Десятого, Луи Филиппа; они даже позволили себе роскошь в подражание нам избрать по плебисциту царя, о! прошу прощения… императора. Ты видишь результат, Пушкин.

– Да, да, государь.

Растерявшись, я не знал, что ответить.

– Французы решили схитрить со своей революцией и своим Робеспьером, которым ты так восхищаешься.

– Нет, государь, не Робеспьером, а Дантоном!