Тайный дневник Натальи Гончаровой

Приблизившись ко мне, он вытянулся во весь свой рост (ему нравилось принижать меня, чтобы самому возвеличиваться) и сказал:

– Я хотел показать тебе, что твое поведение было дурным, вульгарным, в латинском смысле этого термина. Нельзя противоречить своему императору по таким вздорным причинам, как свобода или право голоса! Это не повод для бунта, восстания и уж тем более для революции. Кстати, – добавил царь, – ты знаешь, почему наш народ не бунтует?

– Нет, государь, – покорно сказал я, отныне готовый ко всему.

– Потому что понятие бунта относится не к области истории, а к области науки, – профессорским тоном категорично заявил царь.

– Я не очень хорошо вас понял, Ваше Величество.

– Если выражаться еще точнее, я бы сказал, что этот концепт выражается математическим уравнением.

Заинтригованный, я ждал продолжения лекции…

– Все очень просто, – снова заговорил император, – это вопрос границ, пределов, точки равновесия, если прибегнуть к экономическому языку; возможны три случая.

Первый случай: представим себе народ в полной нищете, измученный, в агонии, живущий буквально на последние крохи и ниже критического порога; у него никогда не хватит сил для бунта.

Второй случай: посмотрим теперь на другой народ, который действительно голодает, как десятки тысяч женщин, которые ринулись из Парижа в Версаль; они были на исходе сил, но в них еще оставалась энергия для последнего животного рывка и бунта. Они хотели навязать свою последнюю волю Пекарю, Пекарше и Маленькому Пекаренку[56]!

И наконец, третий случай: посмотри на наш русский народ; конечно, он беден, конечно, он в нищете, но у него есть жизненно необходимый минимум; поэтому он никогда не взбунтуется, так как живет существенно выше критического порога.

Ты следишь за моей мыслью, Пушкин?

– Да, да, Ваше Величество, – сказал я, не желая противоречить императору. На самом деле я ничего не понял в этом туманном разъяснении.

– Помимо этого, наш народ очень верующий и думает, что, если он живет в подобных условиях, значит, этого хочет Бог; у него такое чувство, что он участвует в расплате за первородный грех; он на пути к искуплению, – усмехнулся царь. – Вот почему народ святой, – закончил царь и перекрестился. Потом снова отчеканил: – ОН-НЕ-ВЗБУНТУЕТСЯ! Ты понял, Пушкин?

– Да, сказал я, – это великолепный экскурс, государь.

– А для тех, кто не понял, – сказал царь, – я сформулирую более образно. Как ты знаешь, я не только математик, но и физик.

– Это всем известно, государь!