Тайный дневник Натальи Гончаровой

– А вот ты, что бы ты стал делать с Влас-тью? – спросил он, пристально на меня глядя и выделяя каждый слог. – Что бы ты с нею сделал? – повторил он, как эхо.

– Но, – взволнованно сказал я, – мне ничего не нужно, государь!

– Вот как! – произнес император. – Что касается тебя, я в курсе, но другие?

Я не смог сдержать улыбки, подумав о знаменитой реплике из «Скупого», когда Гарпагон велит своему лакею Лафлешу:

– Покажи руки.

– Вот, глядите, руки.

– Теперь другие покажи.

– Другие?

– Так скажи мне, а если представить, что твой Пугачев эту власть получил? И потом…

Император ответил на вопрос, который сам же и задал:

– Так вот, – сказал царь, – он бы поступил, как все короли, цари, революционеры, Робеспьеры, Дантоны: он бы просто постарался ее удержать! Как я, как все! Он бы заменил эту власть своей! Ты думаешь, что его власть была бы более справедливой, более беспристрастной, чем моя? Ты воображаешь, что народ стал бы счастливее с ним, чем со мной?

– Я не знаю, государь, но, возможно, это была попытка улучшить положение крестьян, может быть, отменить крепостное право, – робко заметил я.

– Это верно, – сказал царь, – когда я был молод, я был идеалистом и энтузиастом, я хотел подражать моему брату Александру Первому. Он был прав, следует отдать землю тем, кто ее обрабатывает, чтобы они не зависели от своих хозяев.

– Я полагаю, что вы вскоре осуществите его планы, государь, – льстиво добавил я. – Вы меня упрекали в том, что я воображаю освобождение крепостных.

– Верно.

– Ваше Величество, вы будете, безусловно, удивлены, узнав, что, когда я сочинял «Деревню», я описал и предвосхитил ваши действия:

Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный

И Рабство, падшее по манию царя…

– Значит, ты в меня веришь?

– Безоговорочно, Ваше Величество.

– Видишь ли, Пушкин, я хотел оставить свой след в истории. Конечно, я не мог соперничать с моим знаменитым предком Петром Великим, однако осуществление реформ стало бы великим знаком моего царствования.

Император возвел глаза к небу.

– Господь мне свидетель, – сказал он, перекрестившись.

Потом он продолжил:

– Дворянство воспротивилось, я почувствовал, как против меня куется единодушная фронда, и тогда я самым жалким образом дал сигнал к отступлению, если говорить языком военных. Мне хватало проблем с турками, не говоря обо всех прочих.

– Вы опасаетесь дворян, государь? Но мы вам верны и всегда на вашей стороне.