Тайный дневник Натальи Гончаровой

Я прекрасно помню этот день, 7 ноября 1825 года, когда я праздновал с друзьями завершение «Бориса Годунова». Пять лет спустя я получил наконец свой «сигнальный экземпляр». Я претерпел три отказа. Первые два показались мне обычным ходом вещей: цензура стала моей второй натурой. А вот третий меня потряс, ибо я принял к сведению все требования императора. Эта череда отказов не была случайной. Я заподозрил что-то неладное… Все тщательно разведав, я понял, где собака зарыта! Булгарин действительно был официальным шпиком генерала. После первой читки «Бориса Годунова» он, очевидно проникшись завистью, поспешил донести на меня Бенкендорфу, придумав следующий резон: я не предупредил власти о публичном представлении моей драмы. Со своей стороны, Бенкендорф не замедлил поставить в известность императора… Тот, испытывавший священный ужас перед книгами, illico presto[70] избавился от проблемы, препоручив ее Бенкендорфу, а тот, действуя подобным же образом, спихнул ее на Булгарина, идеального критика.

Булгарин не только разнес в пух и прах мое произведение, но еще и посоветовал превратить его в приключенческий роман в духе Вальтера Скотта… в следующий раз непременно последую его советам!

Сам же Булгарин безнаказанно занялся плагиатом, позаимствовав несколько глав для своего романа «Лжедмитрий, или Самозванец», который был опубликован 17 февраля 1830 года. Выбранное им название как нельзя лучше подходило самому автору!

И только 9 апреля 1830 года, то есть через семь недель после разрешения на публикацию, выданного Булгарину, я получил свое. Он сговорился с Бенкендорфом задержать выход моего произведения. Заключили ли они секретный договор? Принес ли критик генералу отчет о моем круге общения? Обещал ли Бенкендорф в награду окончательно скомпрометировать меня в глазах императора?

Я отошел подальше от Булгарина, дабы не усугублять инцидент, иначе наша стычка испортила бы этот прекрасный вечер.

Когда я воскрешаю его в памяти, то с удивлением вынужден признать, что наши чувства претерпели резкие изменения; Наталья, вы были безусловно правы: я обладаю свойством портить отношения с людьми. В свое время мы с Булгариным испытывали искреннюю симпатию друг к другу. Разве не он написал про меня: «Он скрытен в суждениях, любезен в обществе и дитя по душе». С моим товарищем Кюхельбекером я перешел от дружбы к бесчувственности; с Булгариным от признания достоинств друг друга к ненависти; с бароном ван Геккерном от уважения к желанию убить.

Я направлялся к своим гостям, когда услышал, как кто-то с силой барабанит в дверь. Чей-то голос кричал:

– Саша, Саша, это я, Денис, открывай!

Я с распростертыми объятьями принял друга; моим гостям он тоже был знаком… на просторах всей России его имя вызывало почтение и восторг: речь шла о блистательном генерале Денисе Васильевиче Давыдове (хотя он заслуживал чина генералиссимуса), который прославился доблестью в войнах со своими излюбленными противниками: Францией, Персией, Турцией и Польшей.

На всех полях сражений ходили легенды о его деяниях. Его боевых подвигов было не счесть, он постоянно бросал вызов смерти.

Сейчас он был в отпуску, и я его пригласил; появление Дениса вызвало восторг гостей; никто из моих друзей не знал, что этим вечером им предстоит встреча с русским героем, который красовался на первых страницах газет и служил постоянным предметом разговоров в модных салонах.

Его броский гусарский мундир производил сильное впечатление: на Денисе был парадный доломан, приталенная военная куртка, подчеркивающая его мощный торс; небрежно наброшенная на плечи расшитая серебром венгерка придавала ему величественный вид; и наконец, два внушительных эполета с золотыми галунами венчали его статную фигуру.

Но самым впечатляющим была его грудь, увешанная наградами, символизирующими его победы: ордена Святого Георгия и Святого Владимира, крест Святой Анны и лента «За заслуги»; кроме того, он был награжден золотой саблей за храбрость.

Он также получил Прейсиш-Эйлауский крест после кровавого столкновения между двумя империями, русской и французской, настоящей мясорубки в снежной ледяной буре. В этом сражении не было ни победителя, ни побежденного, лишь десять тысяч убитых или раненых, большая часть которых погибла, не получив помощи.

Завершая облачение, на боку генерала Давыдова вольно свисала традиционная гусарская сабля… за которой, однако, числилась бесчисленная череда смертей! И, наконец, ташка – нечто вроде кожаной сумки на ремнях, прикрепленной к портупее, – представляла собой особенность гусарской формы, в ней они носили конфиденциальные документы.

Взлохмаченная шевелюра, густые бачки, закрывающие виски и щеки, большие черные глаза, от которых ничто не ускользало, а также загадочная ямочка над волевым подбородком дополняли портрет персонажа. Круглолицый Денис очень гордился своими гусарскими усами, торчащими с самым боевым видом!