Тайный дневник Натальи Гончаровой

Я вмешался, обращаясь к обоим спорщикам:

– Обе ваши позиции странны, поскольку вы даже не упомянули феноменальный парадокс войны!

– Каком? – хором спросили Давыдов и Булгарин.

– Так вот, самое любопытное, что «войну ведут», чтобы «жить в мире»! Разве римляне не говорили: «Si vis pacem, para bellum»[76]? Какая любопытная странность: если война ставит себе целью достижение мира, то почему бы не установить этот мир прямо сейчас!

– Видите ли, – продолжил Давыдов, – я пытаюсь вам объяснить, но, очевидно, втуне… что война, которую мы ведем, – это нечто иное, отличное от той школярской и детской картинки, какой вы ее себе представляете. Она в меньшей степени грабеж и бандитизм, чем столкновение двух философий, двух концепций жизни и мира; каждый считает себя правым, каждый призывает своих богов, моля о поддержке! Булгарин, забудьте свои шаблоны вроде «война – это плохо», «бывают войны справедливые и несправедливые», «мы ведем войну за независимость, свободу, религию» – все это всего лишь, извините, лабуда, как говаривали в семнадцатом веке. А что такое война, я вам сейчас скажу, – заявил Давыдов, заглотив еще один стакан водки…

Все гости были захвачены этой проспиртованной речью Давыдова, они тянули шеи, чтобы не пропустить ни слова.

– Она надобна исключительно для того, чтобы создать единство, сплотить народ вокруг царя; когда наша армия сражается, она знает, что защищает ценности, символом которых является царь. А потому мы все, независимо от своих корней, от этнической принадлежности, от общественного положения, от религии, идем сражаться плечом к плечу, объединенные одним идеалом; возможно, мы умрем, но, по крайней мере, – саркастично добавил Давыдов, – мы умрем на равных основаниях, а это и есть равенство! Вот наследие Французской революции!

Война совсем не то, что вы думаете, то есть не слепой разгул фанатизма. Война, армия – это концепции и структуры, которые способствуют полной интеграции людей. Мало-помалу, от поколения к поколению все растворяется в этом человеческом горниле, постепенно превращаясь в единое тесто, где более не существует географических, культурных или исторических шероховатостей; и это я называю нацией, русской родиной. Наша война благородна, она подчиняется правилам, я даже осмелюсь сказать, что она этична и духовна!

Без сомнения, я вас шокирую, заявляя, что наша война этична, но это правда! Понятия прощения, милосердия, великодушия и даже сочувствия всегда присущи любым нашим действиям.

Вспомните нашего благородного и милостивого царя Николая Первого, который приговорил к смерти всего пятерых заговорщиков и сослал на каторгу всего сто двадцать шесть декабристов!

Булгарин отчаянно покраснел, он буквально кипел, казалось, его вот-вот хватит апоплексический удар; он не осмеливался прервать генерала, который, подобно актеру на сцене, декламировал свой монолог.

Давыдов продолжил:

– По примеру античных греков, мы все гоплиты[77]!

Присутствующие удивленно слушали – никто не знал этого ученого слова, все ожидали пояснений.

– Вам, конечно, неизвестно, кто такой «гоплит», – откашливаясь, сказал Давыдов, довольный произведенным эффектом. – А значит, вы все беотийцы, то есть профаны[78], – добавил он, смеясь собственной шутке. – Так вот, в Греции в давние времена все были гоплитами, то есть «воинами-гражданами»; таковыми являемся и мы: одновременно и носителями силы народа, и защитниками родины. Вы хотите быть по-настоящему русским, Булгарин? Тогда вы должны сражаться за русскую родину. Вы должны принять все, что есть в России: ее героев, ее трусов и ее предателей, ее прошлое, историю, одним словом, ее цивилизацию. В таком случае вы должны сказать, – улыбнулся Давыдов, – «мои предки – русы… мой первый князь – Рюрик!». В сущности, ваша Польша больше не существует! – холодно заключил Давыдов.

– Что вам сделала моя бедная Польша? Где ей место в ваших прекрасных речах? – грубо прервал его Булгарин.

Я в свою очередь выпил залпом большой стакан пунша и, порядком охмелев, присоединился к травле Булгарина, заявив:

– Я могу вам сказать, что нам сделала ваша отпетая Польша: прежде всего, я осуждаю царя Александра, да, да, – отчеканил я, – я осуждаю царя Александра, ответственного за восстановление Польши: «…‌восстановление Польши будет падением России», – писал Карамзин. И далее: «…униженная Швеция и уничтоженная Польша – вот великие права Екатерины на благодарность русского народа».

Я добавил:

– «Наши исконные враги будут окончательно истреблены. Delenda est Varsovia!»[79]

– Но это же чудовищно – то, что вы говорите. Как вы можете произносить столь ужасные слова?

– Хорошо, я расскажу вам одну историю, дабы доказать, что МЫ, русский народ, добры, незлобивы и великодушны: когда поляки подумали, что их убьют, они бросились к ногам фельдмаршала Кутузова, моля о жалости; тот благородно ответил: «Встаньте, помните, что вы русские». Разве это не восхитительно? В конечном счете это «спор славян между собою».

Голос из глубины комнаты воскликнул: