Тайный дневник Натальи Гончаровой

– Знаете новость, матушка?

– Нет, – сказала она.

– Так вот, – продекламировал я, – мы все встретимся… – я нарочно сделал паузу, – …мы все ВСТРЕТИМСЯ В РАЮ!

На этот раз мы неудержимо расхохотались.

– Александр, а ты замечал, что люди не осмеливаются или избегают произносить слово «смерть»? Они предпочитают иносказания, идут на любые ухищрения: «он ушел», «он нас покинул», «его больше нет», «он угас», «он на небесах», «j’en passe et des meilleurs»[81], как говорил твой пресловутый Виктор Гюго в «Эрнани».

– Естественно, матушка, это слово запретно, оно стесняет; его воспринимают как бестактность речи. Думаю, его ненавидят, потому что оно связано с болью, со страхом перед страданием – со всем тем, что вызывает у человека ужас.

– Ты прав, отныне моим главным девизом станет «Умрем в хорошем настроении!», – сказала Надежда Осиповна, – а вторым «Смерть – это для других!», – добавила она, рассмеявшись.

– Матушка, это не смешно.

– Ты же не вообразил, что в этот момент я буду грустить!

– Простите, матушка, я был неловок.

– Не могу понять, почему люди столько об этом размышляют; я говорю не о существовании Бога, это неразрешимая проблема. А меня всегда волновал вопрос, как узнать, может ли быть некое «существование» вне этого мира. Заметь, Александр, я не сказала «жизнь», – улыбнулась Надежда Осиповна. – Те, кто в это верят, нескромны. Им не хватает смирения… Это иллюзия, искусственная попытка противопоставить конечное понятие жизни бесконечному понятию смерти.

– Вы правда сказали «нескромность»? Почему? – спросил я.

– Просто потому, что люди воображают себя бессмертными. Они не могут приспособиться к мысли, что Фраза заканчивается точкой: они страстно желают продолжить свой Рассказ.

– А вы, матушка?

– А знаешь, я удовольствуюсь той памятью, что оставлю в умах и душах других. В день, когда они перестанут думать обо мне, в этот день, – очень серьезно сказала Надежда Осиповна, – я буду знать, что окончательно умерла.

– Вас по-прежнему не оставляют мрачные мысли, матушка.

– Саша, я тебе кое-что расскажу: только дети по-настоящему ощущают смерть. Они играют в такую игру: ложатся на землю и смотрят в небо, соревнуясь, кто сможет не отводить взгляд дольше. Первый, кто сдается, проигрывает.

– Почему? – наивно спросил я.

– Потому что он мертв, – сказала Надежда Осиповна, подмигнув мне. – Знаешь, Саша, в последнее время мне постоянно снится один и тот же сон.

– Какой, матушка?

– Я представляю, как вы все собрались на кладбище, вас очень много; одни искренне печальны, другие только притворяются. Некоторые пришли, потому что так положено или чтобы себя показать. Многие говорят на самые разные темы, никак не связанные с моей кончиной, иные даже обсуждают дела; молодые люди, которых заставили прийти родители, пересмеиваются и рассказывают друг другу забавные истории.

Да и сам священник, насколько он искренен? Он ведет себя скорее как усердный и послушный служитель смерти: бледное лицо, густая борода, машинальные движения – он заученно справляет службу, но кажется отсутствующим.

Стоя в длинной череде, мой банкир Антон Антонович Скупец кажется растерянным и убитым горем; он вне себя, на его отчаяние тяжело смотреть: он никогда не увидит, и уж точно не на этом свете, тот миллион рублей, который я у него одолжила!

Мои друзья восхваляют меня на все лады, стараясь ввернуть забавное словцо, чтобы разрядить атмосферу; кстати, те, кто прыскает громче других, наименее лицемерны… и хорошо.

Что будет делать твой бедный отец? Рушится огромный пласт его жизни; я задаюсь вопросом, на какой женщине он женится, а главное, что он скажет ей обо мне? Очень любопытно было бы знать! Он не сможет говорить обо мне слишком хорошо, иначе вызовет ее ревность, и не сможет обрисовать слишком мрачную картину, иначе она не поймет, зачем он вообще на мне женился и почему так долго оставался рядом.

Признается ли он ей, что считал меня очень обеспеченной женщиной? Я доверительно сообщила ему, что ожидаю крупное наследство от одной из моих дальних тетушек, которая недавно почила; этого наследства мы ждем до сих пор.

Но и он обвел меня вокруг пальца! Твой отец хвастался своими владениями; но он оказался неспособен ими управлять и оставил хиреть; что до его характера, у меня были сомнения, и я держалась настороже: его предки были или убийцами, или садистами; его дед Александр Петрович в приступе безумия задушил свою жену, а отец Лев Петрович, в ярости из-за того, что был обманут, запер жену в комнате и оставил умирать с голода… прелестная семейка!

Внезапно у меня мелькает еретическая мысль: мне бы хотелось, чтобы на мои похороны приглашенные захватили водку «Бачевски» и шампанское «Рюинар».