– Я по-настоящему люблю вас, – сказал он, становясь на колени и конвульсивно целуя подол моего платья. – Я хочу, чтобы вы были моей! – торжественно возгласил он и пылко продолжил: – Если я более не смогу вас любить, то покончу с собой! Я люблю вас, я на вас молюсь, – закончил он, поднимаясь и пытаясь меня поцеловать.
Я резко оттолкнула его и позвала Идалию. Жоржа было не узнать: глаза его вылезли из орбит, лицо побагровело, рот искривился в яростном оскале, на лбу выступили капельки пота, по щекам катились слезы, он беспорядочно размахивал руками – весь его вид вызывал тревогу. Он внушал страх, как одержимый бесом. Вместо одного мужчины передо мной стоял совершенно другой, зрелище было невероятное. Я замерла в ошеломлении, не узнавая галантного француза, всегда взвешенного, изысканного, учтивого, столько раз сопровождавшего меня в театр, на концерт, на променад или на конную прогулку. Опомнившись, я кинулась прочь, укрывшись в соседней комнате; вдруг появилась дочь Идалии.
Увидев ее, Жорж замер; он медленно приходил в себя, попросил прощения за свое неуважительное отношение и не поддающееся объяснению поведение. Потом вышел, не добавив ни слова; худшего удалось избежать. Жорж покинул дом Идалии Полетики, встретившись у входной двери со своим другом Петром Ланским, которого до этого попросил встать на стражу, чтобы никто не помешал тому, что он при содействии Идалии задумал как галантное свидание.
Мы остались одни; Идалия не могла скрыть замешательство, охватившее ее при виде безумного поведения Жоржа; я сделала вид, что меня тронуло ее смущение.
– Мне очень неловко, – начала Идалия.
– Не будем больше об этом говорить, – прервала ее я. – До встречи.
Я поспешно удалилась, чтобы не дать ей возможности проникнуть в мои мысли. После такого серьезного происшествия я больше не хотела ее видеть. Она была не только моей кузиной и наперсницей, но и хранительницей самых интимных моих секретов; как могла она с такой легкостью меня предать? Конечно же, ее мучили стыд и укоры совести, потому что в тот же день, а точнее, в час дня, Идалия пришла к нам в дом, не предупредив меня о своем визите, а я ведь только-только вышла от нее! Она сказала, что хочет меня видеть по срочному и личному делу; заинтригованная, я приняла ее. Я подумала, что, сожалея о подстроенной ловушке, она хочет искренне попросить прощения за свой необдуманный поступок.
Я все еще была потрясена сценой, которую заставил меня пережить Жорж; несмотря на сильное смятение, я вела себя так, будто это Жорж ее одурачил. Я не стала ни в чем ее упрекать, ведь, даже отдавая ей должное и не пытаясь ее недооценить, разве была она достаточно умна, чтобы в одиночку придумать такую западню?
Ее план, с учетом необузданного темперамента Александра, было несложно просчитать; ей необходима была полная уверенность, что дуэль с Жоржем Дантесом состоится. По мысли Идалии, имелось два варианта развития событий.
Первый: Александр убивает Жоржа Дантеса, тогда она утоляет свою месть мужчине, который ее бросил; помимо этого она еще и наказывает меня, уничтожив возлюбленного, которого я у нее похитила.
Второй вариант: Дантес убивает Александра, она получает обратно своего любовника; разразится такой скандал, что невозможно представить, как я после убийства мужа посмею продолжить свою идиллию с Жоржем Дантесом.
В обоих случаях она выигрывает по всем статьям!
Однако во всех преступлениях, которые задумывались как идеальные, во всех самых безупречных расчетах, во всех самых гениальных стратегиях всегда обнаруживается микроскопическая песчинка, которая в решающий момент…
Идалия прыгнула в пустоту:
– Наталья, я должна облегчить совесть, мне стыдно, я поклялась себе скрыть это от тебя, но теперь, после того, что я обнаружила, я не могу больше хранить этот секрет.
Будучи по природе своей очень чувствительной, я сильно побледнела.
– Это так ужасно? – спросила я.
– Да.
– Объяснись, Идалия.
– Знаешь, то, что я собираюсь сказать, может навсегда разрушить нашу дружбу.
– Ты начинаешь меня пугать. Похоже на зачин трагедии; надеюсь, что я ошибаюсь.
– Ну, до трагедии пока далеко, никто еще не умер! – сказала Идалия, надеясь шутливой репликой разрядить атмосферу.
– Идалия, прошу, хватит меня мучить. Говори скорее, о ком пойдет речь.
– О нас двоих.
– О нас двоих? – воскликнула я. – Неужели я совершила что-то серьезное?
– Нет, – сказала Идалия, – вся ответственность целиком на мне; но, хоть и не напрямую, ты стала жертвой.
– Жертвой?
– Да.
– Идалия, говори же наконец, это становится невыносимо!
– Наталья, ты не рассердишься?
– Откуда мне знать, ежели ты не желаешь ничего объяснить?
– Ладно, вот, я во всем тебе признаюсь, раньше я не хотела ничего тебе говорить, чтобы не огорчать; ведь наша дружба на протяжении этих лет была так крепка, так глубока, так искренна…
– Да говори же наконец, – бросила я на грани нервного срыва. – Ты пугаешь меня своими ораторскими ухищрениями!
– Хорошо, раз ты этого хочешь, раз ты так настаиваешь, я все тебе скажу, ничего не скрывая.