Тайный дневник Натальи Гончаровой

Avec vos grands airs de poète libérateur,
Vous n’êtes qu’un imposteur![94]

Жорж был бледен как простыня. В бешеной ярости он пытался совладать с собой, но не осмеливался вызвать настоящий скандал, опасаясь, как бы ситуация, до сих пор для ему благоприятствовавшая, не обернулась против него. Он подошел ближе к Александру и намеренно заговорил вполголоса, чтобы слышать его могли только те, кто стоял совсем рядом. Он еще не закончил свою доверительную речь, как Александр резко отпрыгнул назад, беря разбег, чтобы броситься на Жоржа; к счастью, друзья схватили его и удержали. Что же такого тихо проговорил ему Жорж, заставив потерять самообладание?

– Злые языки намекают, что вас особенно привлекают юные, едва расцветшие девочки! Разве Наталье не было всего шестнадцать, когда вы впервые стали за ней ухаживать? Хоть вы и женаты на самой красивой женщине России, поговаривают, что вы постоянно подобны оленю во время гона! Вам бы следовало обратиться к вашему доброму доктору Владимиру Далю! Дорогие родители, берегите своих девственниц! Волк в овчарне!

Резкость его слов привлекла особое внимание любопытствующих, столпившихся вокруг двух главных действующих лиц. Издалека вся сцена походила на собрание слушателей вокруг рассказчика, повествующего захватывающую историю. Жоржу показалось, что он окончательно сразил Александра своими унизительными откровениями, покончив с ним и не позволив тому оставить за собой последнее слово, но он недооценил сангвинический характер поэта, его пресловутую необузданную африканскую энергию.

Напряжение достигло предела. Атмосфера сгустилась так, что стало трудно дышать.

– Я продолжу вашу несравненную биографию: ранее я сказал, что вы необразованный фат, украшающий собой бальные залы; можно полюбоваться тем, как вы вьетесь вокруг моей супруги, подобно дрессированной собаке, красуясь и распуская хвост, словно павлин!

– Говорят, – парировал Жорж, – но это, разумеется, лишь злые сплетни, что в отношениях с супругой вы проявляете слишком много ума, но слишком мало сердца.

– Понимаю ваше отчаянье, – ответил Александр. – Вы лихорадочно пытаетесь обрести и то, и другое. В сущности, вы всего лишь картонный паяц, этакий затейник на вечерах, которого можно пригласить или нанять для развлечения публики. Но я, должен признаться, искренне восхищен вашими талантами танцора. Вместо того, чтобы поступить в кавалергарды, вам бы следовало поступить в балетную труппу Каменного театра!

Малейшей искры хватило, чтобы прогремел взрыв.

– Верно и то, что куда легче пуститься в мазурку, чем в атаку на батальон, или даже вести котильон, чем наступление, – заключил Александр.

– Сударь, я пришлю вам секундантов, вы заплатите за это оскорбление.

– С величайшим удовольствием, господин барон, не премину отплатить вам той же монетой. Монсеньор, как говорили на вашей бывшей родине, я ваш покорнейший слуга, – сказал Александр.

Он отдал глубокий поклон, усилив карикатурный эффект взмахом воображаемой шляпы, как то делают комедианты на сцене, и добавил ко всеобщему удивлению:

– Мсье то ли Дантес, то ли из Нидерландов и так далее, должен принести вам свои нижайшие извинения.

Присутствующие были поражены; повисло гробовое молчание. Все испытали облегчение, подумав, что Александр, переборщив с оскорблениями, приносит публичное покаяние. Но они еще далеко не все услышали! Финальный аккорд не заставил себя ждать, и даже не аккорд, а фейерверк, извергающийся вулкан. Александр напустил на себя театральный вид и, подражая актеру, продекламировал:

– Если бы вы были по крайней мере настоящим аристократом, я мог бы адресовать вам реплику Фигаро из Бомарше относительно паразитизма аристократии: «…вы дали себе труд появиться на свет и ничего более». В доказательство этому вы, не сделав ничего, наследуете вашему благодетелю, вашему дорогому и нежному барону. Но вы всего лишь бастард, жиголо вашего «приемного отца».

Жорж попытался вернуть себе спокойствие и найти ответ, способный повергнуть противника.

– Идемте, Екатерина, хватит с нас; дрессированная собака не станет опускаться до дрессированной обезьяны!

Это произошло в ночь с 25 на 26 января 1837 года, около полуночи. Обратный отсчет роковых дней начался…

32. Встреча в верхах

Без сомнений, пытаясь оправдаться и по возможности преуменьшить свою долю ответственности за смерть Александра, генерал Бенкендорф поделился со мной при условии соблюдения полнейшей тайны этим удивительным признанием.

Во вторник 26 января около трех часов дня он вызвал к себе Булгарина.

– Итак, Булгарин, какие новости вы имеете мне сообщить?

– Увы, никаких, ваше сиятельство.

– Вы смеетесь, Булгарин!

– Нет, нет, ваше сиятельство, вопреки моим надеждам мне не удалось раздобыть сведений об оппозиционерах.

– А чем же занимаются ваши шпионы?

– Они шпионят, они шпионят, ваше сиятельство!