Тайный дневник Натальи Гончаровой

Говорят, что в высший момент смерти наше сознание опустошается и душа возносится; внезапно перед глазами всплывают и проносятся все образы нашей жизни. Что увидел Александр в этом прощальном хороводе? Мать его отчитывала, няня Арина Родионовна утешала, теща унижала, я же танцевала с Дантесом и улыбалась, император клал руку на плечо, дети его обнимали, поздравляя с днем рождения; он призвал к себе всех персонажей своих драм и романов; выстроившись в два ряда, они образовали триумфальную арку и встречали его криками «виват»; все его герои стояли с саблями наголо, а героини осыпали его розовыми лепестками. Они кричали во все горло, приветствуя своего создателя: «Да здравствует Пушкин, наше солнце!»; это было его последнее видение.

Снег продолжал падать крупными хлопьями, заглушая все звуки в лесу…

35. Прощальное письмо Жоржа Дантеса

Каждое утро соблюдалась одна и та же церемония, один и тот же ритуал: когда солнце вставало на горизонте, я торжественно подходила к великолепному инкрустированному трельяжу розового дерева, подаренному мне Александром на мое двадцатилетие. Я любовалась собой, глядя в зеркало, удовлетворенная и успокоенная. Очень аккуратно я выдвигала маленький ящик, в котором имелось потайное отделение. Все тот же звук, все тот же аромат, вырывающийся из него вот уже на протяжении многих лет. В крошечном тайнике – пожелтевшее от времени письмо, которое складывали и разворачивали десятки раз. Стоило мне прикоснуться к нему пальцами, оно раскрывалось само, подобно лепесткам пробуждающегося цветка. Я вечно перечитывала, как ежедневную молитву, эти строки, давно выученные наизусть: последнее письмо Жоржа Дантеса, моего возлюбленного, убийцы Александра, поскольку следует называть вещи своими именами. Каждый день я совершала тайный обряд: благоговейно открывала его, опускалась на колени у окна и смотрела на величественное движение звезд.

Письмо Жоржа Дантеса начиналось не нежными словами, не обычными его обращениями: моя милая Наталья, драгоценная моя Наталья, а сухим: Наталья!

НА-ТА-ЛЬЯ, три удара, отдающиеся в моей голове, как те три удара в дверь, когда мне пришли сообщить, что его пистолет серьезно ранил Александра. Перечитав письмо в энный раз, я снова убираю его на место, резко захлопываю ящик – звук, как удар молотка, вгоняющего гвоздь в крышку гроба красного дерева, где покоился мой муж.

Я долго колебался, прежде чем отправить вам это послание, начинал барон Жорж Дантес ван Геккерн.

И действительно, кто бы поверил, что убийца мужа осмелится обратиться к его вдове наутро после своего преступления!

Наталья, мне больно предпринимать этот демарш; мое раскаянье равновелико осознанию того святотатства, которое я совершил. Судьба была ко мне безжалостна; и вам, и мне было бы слишком тягостно упоминать о подробностях той трагедии, единственными виновниками которой мы являемся; я сознательно подчеркиваю МЫ, а не ВЫ или Я.

Следует просто понять, чем стали последствия ребяческих, необдуманных действий; я жертва образа жизни, эпохи, в которую псевдомужественность сильного пола и ложные представления о покушении на честь служат лишь прикрытием нашей неспособности быть самими собой.

Наталья, повторяю, я осуждаю себя, Себя, Жоржа Дантеса, барона ван Геккерна, за то, что я убил на дуэли Александра Пушкина, величайшего гения русской поэзии. Я знаю, что русский народ никогда этого не забудет и я буду навечно проклят в народной памяти. Когда я думаю о чудовищности моего поступка, то осознаю, что я погасил звезду в небесах… К счастью для России и всего мира, эта звезда будет всегда гореть на небосводе потомков, в вечности.