Тайный дневник Натальи Гончаровой

– А вот вы не знаете, кто я. Так вот, мой дорогой Александр, я передернул, я плутую в игре! – дерзко заявил гигант, не сводя глаз с Александра. – Да, плутую, и знаете почему?

Он не дал Пушкину времени ответить и лукаво продолжил:

– Потому что я не желаю доверяться фортуне! – дал он ответ и захохотал – Да, я плутую в карты, но мне очень не по нраву, когда мне это ставят на вид. Мне нравится всегда держать судьбу в своих руках, вот почему я жульничаю. Согласитесь, дорогой Александр, не позволим же мы этим кусочкам бумаги играть с нашим будущим!

Александр растерялся; еще никто никогда не смел бросать ему вызов с такой спокойной уверенностью. Гигант, не оборачиваясь, воскликнул театральным тоном:

– Эй, кабатчик, твой погреб опустел? Или ты не видишь, что мой друг умирает от жажды?

У изумленного Александра, не ожидавшего такой беззастенчивой дерзости, глаза на лоб полезли. Этот гигант нагло смеялся над ним, и Александр никак не мог опомниться. Тот поднялся с места и протянул руку Александру со словами:

– Знаешь, дорогой Саша, я буду звать тебя уменьшительным именем и на «ты», потому что у нас с тобой очень много общего: определенная склонность к подстрекательству и дуэлям, непомерное пристрастие к Бахусу. Мы оба страстные игроки; что до тебя, то твоя репутация ловеласа не нуждается в подтверждении… вспомнить хоть вашу бурную и пламенную связь с моей кузиной Аграфеной Закревской!

Ошеломленный Александр вложил свою ручонку в лапу гиганта, которая, казалось, целиком ее поглотила. Гигант не удержался от смеха. Впервые в жизни человек «поразил» Пушкина в том смысле, какой придавали этому слову в XVII веке, то есть: как ударом молнии. Эта природная спокойная сила заворожила Александра, и думать забывшего про вызов на дуэль.

Гигант прочел его мысли:

– Саша, мы уже вышли из возраста поединков, это подходило нам в молодые годы, когда мы были горячими, страстными и беспечными! Опасная штука – постоянно играть со смертью; теперь пришло время благоразумия и мудрости; как говорят французы, «on n’a que l’âge de ses artères[42]». Отныне, дорогой Саша, прибереги и свои силы, и дуэли для таких произведений, как «Евгений Онегин» и «Выстрел». Если я правильно понял, – засмеялся колосс, – я сразу и Зарецкий, и Сильвио, король стрелков, бьющий без промаха на каждой дуэли. Прости меня, Саша, за подначивание, я это сделал не нарочно и вне всякой связи с нашей распрей за картами! Сравнение мне весьма лестно, и я тебе благодарен; уж не знаю, достоин ли оригинал копии!

Разница между нами в том, что ты никогда никого не убивал на дуэли; считай себя счастливым человеком, в то время как я каждый год возлагаю цветы на одиннадцать могил, ждущих меня на кладбищах! Оставайся поэтом, потому что стоит на твоих руках появиться крови, и ты станешь простым убийцей, даже если согласно кодексу чести будешь прав. Моя репутация следует за мной, в то время как твоя бежит впереди тебя! – смеясь, закончил он.

Александр не ответил. Гигант встал, залпом допил свою водку и сказал:

– Господа, прошу извинить меня, я отлучусь на минуту, чтобы напоить свою лошадь, я слышу, как она бьет копытом от нетерпения; ее тоже мучит жажда!

И он вышел.

Александра озарило: этот человек был живой легендой, о которой он столько слышал и которую только сейчас узнал… и немудрено!

Перед Александром был скандально знаменитый граф Толстой по прозвищу Американец, который послужил прототипом Зарецкого в пушкинской же драме «Евгений Онегин»! Оригинал только что стоял перед ним и подтрунивал в своей обычной манере…

– Его репутация не нуждается в лишнем подтверждении, – сказал я Александру. – Кстати, сам того не ведая, ты не ошибся в выборе образца для своего персонажа, граф – настоящий герой романа! Впервые в жизни с тобой случился столь поразительный казус: одно из действующих лиц, чистый плод твоего воображения, спокойно стоит тут перед тобой и ведет с тобой беседу!

– Признаюсь, – сказал Александр, – я много о нем слышал, в салонах он знаменит, но я никогда с ним не встречался; он достоин своей славы. Я ведь и правда использовал молву о графе, позаимствовав некоторые его черты для персонажа Сильвио в «Выстреле» и еще для Зарецкого в «Евгении Онегине».