Тайный дневник Натальи Гончаровой

На балу мужчины старались вести себя безукоризненно; но несмотря на считающийся хорошим тоном либерализм, салонную вежливость и совершенно непринужденный вид, они были яростно ревнивы, невзирая на адюльтерные вольности, которые себе позволяли. Женщины умели ускользать от их незаметного, но неусыпного надзора; они нашли прекрасный способ защиты: собственный веер! Эта мода имела огромный успех при французском дворе, особенно при Людовике Четырнадцатом; в России нам оставалось только ее перенять. Истоком ее был испанский двор, где южные мужчины с особой подозрительностью относились к кодексу чести, особенно когда замечали других представителей мужского пола, кружащих вокруг их жен или любовниц. Для представителей сильного пола этот язык оставался беззвучным, тайным и невидимым, ибо молодые дамы управлялись со своими веерами с такой скоростью и ловкостью, что было решительно невозможно уловить то секретное послание, которое они посылали своему воздыхателю или любовнику. Дамы ловили момент, когда рассеянное внимание мужа переключалось на какой-либо иной предмет. Этот язык получил название: «танец веера». Он стал мощным средством общения женщин; для неофита он был лишь способом обмахнуться; грубейшая ошибка! В нем был заложен строгий код; не желая читать лекцию по переводу с этого языка, крайне сложного, поскольку он насчитывал более сорока знаков, приведем несколько примеров.

Если молодая женщина, обмахиваясь, медленно двигала веером, это означало «я замужем». Если она вращала им правой рукой – «я люблю другого»; если левой, то «за нами следят»; если она проводила веером по щеке до подбородка – «я люблю вас». Если веер был закрыт – «вы мне безразличны»; если первая складка веера была открыта – «с моей стороны только дружба»; если веер был полностью открыт – «вы мой кумир!»

Это множество едва заметных жестов позволяло женщине выразить все нюансы любовной встречи. Но француженки искали совершенства: они стремились выразить свой характер и темперамент. А потому они изобрели вспомогательный язык – язык мушек.

Нет, речь не идет о загадочном языке, на котором изъясняются эти насекомые. В отличие от тайных знаков веера, женщины совершенно открыто наносили на лицо, шею или декольте крошечный кусочек черной ткани, несущий ясное послание: мушка на левой щеке – «я открыта для любых предложений»; под губой – «я умею хранить секрет»; на правой щеке – «я замужем»»; в уголке правого глаза – «совесть меня не мучает»; в уголке левого глаза – «я полна страсти».

И в завершение картины бала: одни респектабельные аристократы суетились, пока другие в сторонке плели интриги с целью добиться от императора титула или каких-либо преимуществ. Придворные, которые заигрывали с декабристами, жались по углам, счастливые уже тем, что не попали в раскинутые сети; они были в ужасе от мысли, что откроется их дружба или близость с кем-либо из заговорщиков, и срочно развернулись на сто восемьдесят градусов. Теперь они провозглашали ультранационалистические идеи и боготворили царя. Таким образом, фауна и флора мирно сосуществовали. Те, кто симпатизировал декабристам, подверглись вечному остракизму, другие, пугливые оппортунисты, зябко укрылись под крылом у царя, внезапно проникнувшись тремя великими принципами российского государства: «Православие, Самодержавие, Народность». Были и третьи, они держались в стороне, пребывали в задумчивости и, без сомнения, сожалели, что разминулись с Историей во время неудавшегося мятежа.

Чего хотели люди от балов? Пробудить ностальгию по ушедшим временам, вернуть молодость или просто показать, что они все еще существуют. Балы, разумеется, были местом общения и встреч, но они еще и составляли основу общественной структуры элиты. Разрываясь между домом, детьми и Александром, я должна была найти стратегию, которая помогла бы окончательно вырваться из этой карусели. Балы открывали мне неожиданные возможности, которые и были искомым решением. Мне нравилось мечтать, что они дадут мне вдохнуть тот воздух свободы, без которого я задыхалась. И действительно, произошло одно событие…

* * *

Я испытывала неодолимую потребность появляться на всех балах, на каких только возможно.

Поначалу речь шла лишь о безобидных выходах в свет. Но постепенно балы заполнили мою жизнь, придав ей новый смысл.

Появиться при дворе, присутствовать на балу – это уже не было чем-то обычным и невинным. Моей целью стало покорять и быть покоренной; двойственное чувство победы и опасности: быть и обольщаемой, и обольстительницей, и добычей, и охотником.