Такая долгая жизнь. Записки скульптора

— Только возьмите паспорт, иначе не пустят.

— Григорий Данилович, — крикнул он издали, — паспорт я возьму. Но ничего, что я в то время выступал на стороне барона Унгерна?

Выступление, разумеется, не состоялось.

Съезды были хороши и тем, что на них встречались художники из самых отдаленных городов страны, запросто говорили с мэтрами в непринужденной обстановке на банкете и в буфетах.

На Втором съезде художников меня избрали в правление Союза художников СССР. Банкет был организован в громадном роскошном Георгиевском зале. Вдоль всего зала стояли длинные столы, уставленные напитками и закусками. Часть зала была отгорожена для членов правления и правительства. Туда никого из чужих не пускали. Не пустили даже моего друга Виктора Цигаля, который хотел только чокнуться со мной и поздравить.

Мы стояли вчетвером около крайнего столика с братом Виктора, замечательным, умным, талантливым скульптором Володей Цигалем. Третьим был Леонид Ильич Брежнев. Не помню, кто был четвертым.

Брежнев тогда был только членом ЦК — молодым, веселым и даже симпатичным. Вино кончилось у нас очень быстро.

— Леонид Ильич! Что делать? Вино кончилось, — сказал Володя Цигаль.

— Сейчас будет, — сказал Леонид Ильич, махнул рукой, и стол мгновенно заставили бутылками.

Закуски и напитки в отгороженной части зала, где и мне довелось находиться, отличались изысканностью.

Правда, и в основном зале на столах всего было вдоволь. На центральном столе, возле которого стояла Фурцева, лежал громадный омар. Я омаров никогда не ел, и очень хотелось попробовать, но таких желающих было очень-очень много, и мне пробиться не удалось.

Все последующие приемы проходили более скромно и более официально в банкетном зале нового здания, построенного в Кремле, и запомнились только тем, что, как только мы наливали по «первой рюмке» какого-нибудь напитка, бутылки мгновенно сметала со стола обслуга — молодые крепкие парни в черных костюмах. Допроситься их вернуть бутылки было невозможно. То ли они заботились о том, чтобы не было пьяных, то ли — что, скорее всего, соответствовало действительности — заботились о себе.

После одного из таких банкетов Володя Цигаль сказал:

— А теперь поехали допивать ко мне. Сегодня у Лизы день рождения. (Лиза — это жена Володи.)

Мы сели в Володину серую «Волгу» и решили заехать что-нибудь купить. Я купил букет цветов, а Володя пошел в гастроном, купил десять «маленьких» (другой расфасовки просто не было) и какую-то еду. Бутылочки он поставил вдоль машины на тротуар, положил пакеты в багажник, сел за руль и уехал. Бутылочки на удивление и радость прохожих так и остались стоять на тротуаре. О них он вспомнил, открывая входную дверь. В дверях стояла заплаканная Лиза, сын Алик и почему-то милиционер.

— Лиза, мы тебя поздравляем с днем рождения, — сказали мы хором, и я протянул ей цветы.

— Какой день рождения?! — плача, сказала Лиза. — У меня день рождения только через месяц. А вот наша собака покусала соседскую девочку, вызвали милицию. Сплошные неприятности! А вы тут с цветами.

Мы забрались в Володину комнату. Володя достал что-то из шкафа, и мы тихонечко отметили окончание съезда.

Володя Цигаль — первоклассный профессионал, но этого, как известно, мало для большого художника. Надо обладать талантом, культурой, широтой взглядов и художественной фантазией. У Володи нельзя встретить памятника или работы без какого-то скрытого смысла.

Им был задуман и выполнен для Москвы памятник Есенину. Поэт идет по гранитной плите, а черным полированным силуэтом на ней угадывался «черный человек». Памятник открыли, но «черного человека» бдительное начальство велело срубить.

В знаменитом памятнике генералу Карбышеву фигура как бы просвечивается сквозь глыбу льда, в которой (если верить легенде) его заморозили немцы, поливая водой на морозе.

Даже два памятника Рихарду Зорге представляют собой совсем необычное решение. В одном Зорге — человек, который может пройти сквозь стену, а во втором — просто его глаза, которые всё видят: это плоский рельеф с вырезанными насквозь рельефа глазами.

И так все памятники — ни одного без скрытого смысла или аллегории. Даже небольшие фигурки наполнены смыслом. Вот корреспондент, пишущий заметку, одной ногой стоит на мине; или предельно выразительная Анна Франк, слившаяся со своим дневником, и многое-многое другое. Несмотря на то что Володю Цигаля можно считать скульптором-монументалистом, а он установил пятьдесят восемь памятников, его портреты нисколько не уступают по выразительности памятникам. Некоторые из них являются выдающимися произведениями искусства нашего времени. Так, портреты композитора Дмитрия Кабалевского, румынского художника Корнелия Бабу, московского скульптора Чуйкова обладают удивительно точной, заостренной характеристикой, блестяще вылеплены, в каждом найдено свое формальное решение… На мой взгляд, это классика советского искусства. Я имею в виду только время создания этих работ. По художественным достоинствам они и сегодня являются высочайшими образцами искусства.