В рамках эстетики есть множество вопросов, которые могут быть полезны и при изучении мотива. Прежде всего это вопрос об эстетических категориях, системе, обладающей операциональным и телеологическим потенциалом. На первый взгляд кажется, что данная «сетка» слишком размыта, неопределенна: кто-то признает эту парадигму, кто-то нет; применительно к литературоведению разные ученые насчитывают разное количество категорий, по-разному определяют их содержание. Нет ясности и с толкованием самого понятия
С одной стороны, эстетическое само по себе считается одной из категорий бытия, категорией философской, с другой – проявляется в «эстетических свойствах», «различных формах»: прекрасное, безобразное, возвышенное, низменное, трагическое, комическое и т. д. [Борев 1988: 44]. Под эстетической категорией понимаются «предельно общие, фундаментальные понятия, в которых получила отражение история освоения человеческим обществом мира по законам красоты» [Эстетика 1989: 141].
Очевидно, что понятие эстетической категории обладает широким значением. Вместе с тем его можно первоначально ограничить с помощью нехитрых операций исключения. Эстетика, находясь между философией и искусствознанием (в нашем случае литературоведением) не вбирает в себя их категориальный аппарат: нельзя назвать эстетическими, к примеру, философские категории добра и зла или жизни и смерти, литературоведческие категории рода и жанра, так как репрезентация первых не является прерогативой искусства, а для вторых не обязателен высокий художественный уровень, то есть эстетическое как свойство (см. далее замечание В. Тюпы об одном из положений концепции Н. Фрая).
В то же время функционирование эстетических категорий ограничено историческими рамками. Например, Ю. Борев отмечает, что понятие трогательного вышло на первый план лишь в сентименталистской эстетике XVIII в. [Там же: 99]. Другие категории (героического, сатирического, идиллического и т. д.) также интересовали писателей не всегда. Следовательно, эстетическая категория – это еще и параметр исторического сознания, отражающий доминантные представления эпохи. В этом случае интересно наблюдать и за тем, как понятия выходили из моды, сменяясь новыми ценностными установками. Эти процессы вели и к конкретным результатам в сфере искусства, прежде всего смене жанровых и стилевых систем.
И все же эпистемологические и исторические ограничения не решают вопрос о значении понятия эстетической категории, практически никак не определенного с точки зрения конкретно-чувственного образа. Поэтому в литературоведении оно, как правило, заменяется другими терминами, по мнению ученых-теоретиков, более точными.
Е. Руднева и Г. Поспелов называют явления такого рода «
Принимая во внимание этимологию слова, можно говорить, что под пафосом как суррогатом эстетической категории понимается