Танатологические мотивы в художественной литературе. Введение в литературоведческую танатологию

И все же для нас важно широкое понимание фантастического, которое целиком и полностью позволяет приравнять его к категории ирреального: «Фантастика есть изображение фактов и событий, не существовавших в реальной действительности» [Фрумкин 2004: 4]. Учитывая современный релятивизм в науке, вслед за К. Фрумкиным немного скорректируем эпистемологическую позицию: «…Фантастикой называют изображения фактов, которые с точки зрения характерных для данной культуры представлений не просто не существуют или не существовали, но и не могли существовать, поскольку в реальной действительности вообще не существует фактов данного типа» [Фрумкин 2004: 24]. Таким образом, с течением времени и согласно меняющейся ментальности происходит движение по шкале реального-ирреального: в средневековой литературе возможность встречи с Богом не ставилась под сомнение, в отличие от рационалистской литературы Нового и Новейшего времени. Даже сегодня характеристика подобных мотивов зависит и от позиции читателя (исследователя), его религиозных установок и научной компетенции[116].

Пока что не решен ключевой вопрос о природе фантастического: жанровая ли это характеристика, или семантическая, или какая-то другая. Например, в словаре «Поэтика» фантастическое называется «типом художественной образности» [Поэтика 2008: 126], отличие которого от «типа художественного завершения» или «модуса художественности» неясно. В «Литературной энциклопедии терминов и понятий» этот феномен трактуют еще неопределеннее – «разновидность художественной литературы» [Литературная энциклопедия 2001: стб. 1119]. На наш взгляд, фантастическое – эстетическое явление, проявляющееся во всех трех аспектах текста как знаковой системы: семантическом, синтактическом и прагматическом. Оно может простираться от изображения одиночных неправдоподобных явлений до создания особого «чудесного» мира.

Категории реального (миметического, обычного, естественного, эмпирически возможного, правдоподобного) и ирреального (фантастического, необычайного, сверхъестественного, трансцендентного, невозможного, неправдоподобного, чудесного), разумеется, применимы к танатологическим мотивам. Реальное, миметическое изображение смерти предполагает апелляцию к танатологическому опыту читателя либо формирует этот опыт. Литература, безусловно, вносит вклад в понимание человеком своей и чужой кончины, на бессознательном уровне готовит к этому психологию индивида. Эмоциональная эмпатия при чтении «Смерти Ивана Ильича» Л. Толстого, эпизода гибели Ромео и Джульетты из одноименной трагедии У. Шекспира основана в том числе на реальности, «правдивости» изображения танатологических мотивов. А эмпатия есть первый признак эстетического чувства.

Ю. Лотман, характеризуя сознание декабриста XIX в., отмечает тот факт, что горизонт ожиданий офицеров, выходящих на Сенатскую площадь, был обусловлен литературными примерами: «Когда ранним утром 14 декабря 1825 г. декабристы вышли на Сенатскую площадь, А. И. Одоевский воскликнул: “Умрем, братцы, ах, как славно умрем!” Восстание еще не началось, и вполне можно было рассчитывать на успех дела. Однако именно героическая гибель придавала событию характер высокой трагедии, возвышая участников в собственных их глазах и в глазах потомства до уровня персонажей сценического сюжета» [Лотман Ю. 2002: 247]. В подобном ключе Ю. Лотман рассматривает и самоубийство А. Радищева: «Соединение зрелищно-театрального момента с тем кругом представлений о героической гибели, о котором речь шла выше, определило особое значение для Радищева трагедии Аддисона “Катон Утический”. Именно герой трагедии Аддисона стал для Радищева некоторым кодом его собственного поведения» [Там же: 250]. Данные факты показывают, насколько сильно книги, в том числе изображенные в них реальные возможности поведения перед лицом смерти – танатологические мотивы, – влияли на читателей, которые стремились «повторить» те же поступки в действительном мире. Только эстетически совершенный образ был способен обладать таким прагматическим действием на дворян XVIII–XIX вв., хорошо образованных и занимавшихся постоянной интеллектуальной рефлексией. Эта рационалистическая рефлексия, вызванная секуляризацией культуры и литературы, в определенной степени и послужила причиной их фатального поведения и даже гибели.