Танатологические мотивы в художественной литературе. Введение в литературоведческую танатологию

Вглядываясь в сущность реального и ирреального изображения танатологических мотивов, можно найти некоторые четкие основания для их дифференциации – например, отношение структурно-семантических элементов к моменту смерти, к той или иной нарративной инстанции. Миметическая репрезентация возможна при повествовании «изнутри» до мгновения смерти («Рассказ о Сергее Петровиче» Л. Андреева), «извне» – до, во время и после этого мгновения (смерть Харлова в «Степном короле Лире», похороны Сусанны в «Несчастной» И. Тургенева). Прерогативой фантастического изображения является, по сути, любой рассказ о загробном мире («Божественная комедия» Данте) или представителях этого мира («Ленора» Г. Бюргера, «Светлана» В. Жуковского, «Бобок» Ф. Достоевского).

Ирреальным можно считать также любой танатологический мотив в произведении, где весь внутренний мир фантастический. Например, смерть Боромира от руки орков в романе Дж. P. Р. Толкина «Хранители» следует признать «невозможной». Необычайной является гибель космонавтов в «Марсианских хрониках» Р. Брэдбери. Здесь фантастичны причины смерти, будь то нападение орков, созданных магом, или маскирующихся под людей инопланетян. Танатологические мотивы непременно становятся основой для произведений с эсхатологической тематикой («Война миров» Г. Уэллса, «Метро 2033» Д. Глуховского). Даже если причины смерти кажутся реальными (в «Метро 2033» Д. Глуховского используется уже существующее в наше время оружие), обстоятельства гибели персонажа (мотивировка, место, время и пр.) в «полностью фантастическом» мире всегда «в чем-то ирреальны».

Но, повторимся, чаще фантастическое прибегает к совмещению в одном тексте ирреального и реального миров, чтобы создать иллюзию миметического повествования и вызвать читательскую эмпатию. Антропоморфно, миметически показывается кончина в анималистических произведениях с повествованием «изнутри», таких как «Изумруд» А. Куприна:

Желтый движущийся свет фонаря на миг резнул ему глаза и потух вместе с угасшим зрением. Ухо его еще уловило грубый человеческий окрик, но он уже не почувствовал, как его толкнули в бок каблуком. Потом все исчезло – навсегда [Куприн 1970, IV: 412].

Нельзя не вспомнить здесь и описание смерти Холстомера из одноименной повести Л. Толстого [Толстой 1992, XXVI: 36].

Даже в случае ирреальных причин смерти ее восприятие окружающими, их скорбь передаются «обычно», как глубокое психологическое потрясение. В «Пикнике на обочине» братьев Стругацких смерть Кирилла от серебряной паутины после возвращения из Зоны серьезно влияет на мировосприятие главного героя Рэдрика Шухарта, на мотивацию его дальнейших поступков, в итоге – на сюжет произведения в целом. Шухарт испытывает потрясение и в концовке романа, наблюдая гибель Артура Барбриджа от «мясорубки»: настолько значительны были последние слова юноши, бегущего к Золотому шару, исполняющему все желания:

Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный! [Стругацкие 2001: 182].

Большой интерес среди писателей-фантастов вызывает создание новых типов оружия – средств убийства. В «Гиперболоиде инженера Гарина» А. Н. Толстого основным танатологическим мотивом становится убийство с помощью луча, пущенного из специального аппарата, что казалось технически «невозможным» во время публикации романа. Еще одним фантастическим допущением могут быть необычайные способности человека: их использует для самоубийства Фай Родис в «Часе Быка» И. Ефремова, останавливая свое сердце «могучим усилием воли» [Ефремов 1990: 442].

Ирреальное в литературе неизбежно ориентируется на реальное, калькирует социальные и политические отношения, отраженные в истории: стремление к власти, войны, месть, любовь и ревность, страх потерять честь. Танатологические мотивы валентны изображению этих отношений как в необычайной, так и в «обычной» литературе. Репутация фантастики как развлекательного чтения, явления массовой культуры заставляет писателя создавать яркую и напряженную интригу, что только способствует использованию здесь темы смерти.