Танатологические мотивы в художественной литературе. Введение в литературоведческую танатологию

В данном отрывке переплетаются два модуса: сентиментальный и трагический / драматический. Признак первого из них, ведущего в этом тексте, – повышенное внимание к демонстрации чувствительности, выраженное в специфической риторике, «избыточной» для пере дачи повседневной речи, насыщенной выразительными средствами: риторическими вопросами, восклицаниями и обращениями, метафорами и эпитетами и пр. Примета второго – неразрешимый конфликт между обстоятельствами и персонажем, результатом которого является гибель близкого человека, эмпатическая реакция на эту гибель.

Сентиментальный способ репрезентации трагического конфликта – не просто определенный дискурс, популярный на рубеже XVIII–XIX вв., но и, парадоксальным образом, вариант психологической защиты от Танатоса. «Избыточная» вербализация страданий снижает степень трагического напряжения в тексте, степень сострадания, что стало очевидным для последующих эстетических программ (реалистической, модернистской). Однако в тот период перед сентименталистами стояла задача освобождения чувств, для чего требовалась артикуляция конкретных образцов (подобную цель преследовал классицизм, визуализировавший идеи рационализма через правило трех единств).

В самом определении романтического модуса, данного нами ранее, – умонастроение, проникнутое верой человека в собственные безграничные возможности, радостным предчувствием осуществления самых высоких, сокровенных желаний и намерений, – заложена возможность его сочетания с трагическим / драматическим. Утверждение самоценности личности вступает в противоречие с историческими и социальными обстоятельствами, с интересами других людей и может привести к неразрешимому конфликту, единственным выходом из которого становится смерть персонажа.

Подобная ситуация наблюдается во многих поэмах эпохи романтизма. В «Кавказском пленнике» А. Пушкина черкешенка, освободив русского пленного, заканчивает жизнь самоубийством вследствие безответной любви. В одноименном произведении М. Лермонтова трагическое / драматическое начало усиливается: погибают и русский пленный, и влюбленная в него девушка. Причем во втором тексте меняется мотивировка танатологических актов: отец черкешенки, убив врага, невольно становится виновным в самоубийстве своей дочери.

Отличается и способ повествования о смерти. У А. Пушкина мы вместе с главным персонажем лишь догадываемся о суицидальном поступке девушки:

Вдруг волны глухо зашумели,
И слышен отдаленный стон…
На дикий брег выходит он,
Глядит назад… брега яснели
И, опененные, белели;
Но нет черкешенки младой
Ни у брегов, ни под горой…
Все мертво… на брегах уснувших
Лишь ветра слышен легкий звук,
И при луне в водах плеснувших
Струистый исчезает круг.

Все понял он.

[Пушкин 1994, IV: 112]

Неопределенность факта самоубийства девушки, «нефокусированность» взгляда бывшего пленного и нашего взгляда на этом факте представляет танатологический мотив лишь венцом цепочки трагических / драматических событий. Главный персонаж осматривает «прощальным взором» аул за рекой и, не вдаваясь в подробности своих переживаний, возвращается в расположение русских войск.

М. Лермонтов, напротив, выводит на первый план трагизм / драматизм последних минут жизни своих героев. Довольно подробно описывается умирание русского пленного:

Но очи русского смыкает
Уж смерть, холодною рукой;
Он вздох последний испускает,
И он уж там – и кровь рекой,
Застыла в жилах охладевших;
В его руках оцепеневших
Еще кинжал блестя лежит;
В его всех чувствах онемевших
Навеки жизнь уж не горит,
Навеки радость не блестит.

[Лермонтов 2000, III: 37]

Узнаем мы и о деталях предсуицидальных переживаний черкешенки: