Танатологические мотивы в художественной литературе. Введение в литературоведческую танатологию

Н. Гоголь мастерски нагнетает чувство страха у читателя, используя различные выразительные средства: гиперболы, градации, сравнения, эпитеты, умолчания и пр. Это видно и в повести «Вий», в эпизоде гибели философа Хомы Брута:

Вдруг… среди тишины… с треском лопнула железная крышка гроба и поднялся мертвец. Еще страшнее был он, чем в первый раз. Зубы его страшно ударялись ряд о ряд, в судорогах задергались его губы, и, дико взвизгивая, понеслись заклинания. Вихорь поднялся по церкви, попадали на землю иконы, полетели сверху вниз разбитые стекла окошек. Двери сорвались с петлей, и несметная сила чудовищ влетела в Божью церковь. Страшный шум от крыл и от царапанья когтей наполнил всю церковь. Все летало и носилось, ища повсюду философа. (…)

– Вот он! – закричал Вий и уставил на него железный палец. И все, сколько ни было, кинулось на философа. Бездыханный грянулся он на землю, и тут же вылетел дух из него от страха [Гоголь 1994, I–II: 353–354].

В «Вие» возникает интересный танатологический элемент – мотив смерти от страха. Этот факт наводит на мысль о возможности кончины от некоторых эстетических эмоционально-волевых реакций, причем не только от ужаса, но и от смеха (смерть Красса и Филемона в «Гаргантюа и Пантагрюэль» Ф. Рабле) или трагических страданий (смерть Харлова в «Степном короле Лире» И. Тургенева). Следовательно, некоторые эстетические переживания могут сами по себе служить причиной смерти.

Еще одно наблюдение за произведениями об ужасной смерти: в них активно используются фольклорные мотивы о явлении нечистой силы – дьявола, чертей, ведьм, колдунов, призраков, привидений и пр. Эти существа приводят человека к гибели в текстах М. Льюиса, У. Бекфорда, Э. Т. А. Гофмана, И. В. Гете, Р. Саути, В. Жуковского, Н. Гоголя, В. Ирвинга («Легенда о Сонной Лощине») и др. Большую популярность приобрел образ вампира (упыря), согласно преданиям выпивающего кровь у жертвы. Метафорическая близость укуса и поцелуя, необычность этого образа сделали его объектом активной эксплуатации со стороны массовой литературы, начиная с «Дракулы» Б. Стокера и заканчивая «Вампирскими хрониками» Э. Райс и «Сумеречной сагой» С. Майер. В данных произведениях дается различная трактовка сущности вампиров, но неизбежна их связь с танатологическими, зачастую экзистенциальными ситуациями. Читателя в указанных текстах привлекает не только искусственно вызываемое ощущение страха, но и мотив возможного обретения человеком бессмертия после вампирского укуса. Важную роль в этих книгах играет и антропоморфность мира вампиров, стремление некоторых авторов показать их трагедию и заставить им сопереживать.

Подобные художественные практики защищали и защищают человеческое сознание от ужаса реальной смерти. Поэтому реализм, представители которого старались создавать «абсолютно правдивые» произведения, натолкнулся в танатологическом вопросе на «стену», на непознаваемую неизвестность, что нашло отражение не только в трагическом дискурсе (см. 3.3), но и в ужасном. Откровенный страх перед смертью обнаруживается в произведениях и источниках личного происхождения многих писателей, которых причисляли к реалистической, позитивистской, сциентистской творческой и мировоззренческой парадигме: И. Тургенева, И. Бунина, Л. Андреева и др.

Например, И. Тургенев, согласно многим фактам, считал смерть абсолютным концом человека. Г. Курляндская отмечает: «Смерть для Тургенева – трагедия как “последнее отправление жизни”. В декабрьском письме 1861 года он так рассуждал на эту метафизическую тему: “Естественность смерти гораздо страшнее ее внезапности или необычайности. (…) одна моя знакомая (…) была поражена легкостью, с которой человек умирает: – открытая дверь заперлась – и только… Но неужели тут и конец! Неужели смерть есть не что иное, как последнее отправление жизни?”» [Курляндская 2001: 28]. Страх перед Танатосом, перед исчезновением личности проявляется во многих произведениях писателя: