Танец с Фредом Астером

Шик влетела в примерочную и оказалась словно в улье среди роя более или менее одетых девушек – их было всего семь, но суетились и гомонили они как семьдесят, бесконечно отражаясь в настенных зеркалах и наклонных псише в золоченых рамах. Вопреки тому, что говорила Вэлли, только одна, которую все звали Мюге[64], оказалась француженкой.

– Новенькая пришла! – громко крикнула Мюге, раскатывая р как Симона Симон (но ей-то это давалось без усилий), и закружилась, взметнув пышные складки. – Сейчас и Мушка явится. Она бз-з бз-з как жаждет тебя видеть! – предупредила она тише.

– Мушка? Бз-з бз-з? – тупо повторила Шик.

– Босс. Большая шишка. Главнокомандующий. Короче, Мушка.

– Ее так и зовут? Мушка?

– Ее по-всякому зовут, только не в глаза.

Она красноречиво повела своим хорошеньким французским носиком в сторону задрапированной стены и отчалила.

Полная, даже пузатая дама лет пятидесяти – черная коса уложена короной вокруг головы, родинка в тон (мушка!) справа на подбородке – вышла навстречу Шик, оценила ее с полувзгляда, сунула в руки ворох одежды и указала пальцем на кабинку, обитую нежно-голубой тканью…

– Поторопитесь.

…где Шик надела пляжный ансамбль с анисово-зеленой юбочкой и шляпу с полями шириной с крыло бомбардировщика.

Она вышла и покружилась под ничего не выражающим взглядом пузатой мушки с черной косой, демонстрируя себя анфас и в профиль.

– Надо еще уметь ходить. Вы это уже делали? Участвовали в дефиле?

– Конечно, – заверила Шик.

Она участвовала в дефиле на сельскохозяйственной ярмарке в Ньюпорте, в костюме яблока.

– Отлично.

И работу она получила.

7. A table in a corner [65]

– …и спаржу, если найдете!

Пробормотав «да, мэм», Черити ретировалась из «Джибуле» с большой корзиной и списком продуктов на залитую солнцем 78-ю улицу.

Чтобы умаслить старшую сестру, миссис Мерл теперь в изобилии покупала спаржу и поручала Черити и Истер Уитти стряпать про запас три-четыре кастрюльки супа по рецепту, присланному из Франции Жанин Бруйяр, мамой Джо.

Мужчина в каскетке, читавший газету в припаркованном у тротуара темно-синем «додж-кастоме», поднял глаза и зазывно улыбнулся ей сквозь ветровое стекло. Черити надменно шмыгнула носом. С заляпанными засохшей грязью колпаками кем, интересно, он себя возомнил, деревенщина?

Она успела вскочить в трамвай до Юнион-сквер, где располагался рынок. Надо бы вернуться пораньше, тогда можно будет одолжить швейную машинку у Джейни Локридж, пока та нянчит пятерых детишек Донахью на углу Амстердам-авеню и 78-й.

За последнее занятие на курсах кройки и шитья Черити очень продвинулась с новым платьем. Она замыслила кружевные манжеты и карман с кантом, которых не было у модели из каталога «Сирс». Хорошо бы закончить его ко дню Святого Валентина. Нет, не ради праздника. У Черити не было возлюбленного, перед которым хотелось бы покрасоваться в этот день, она просто любила всем своим планам намечать точные даты. Ей казалось, что так они выполняются быстрее.

Спаржа. Лук. Картошка. Почки, куда же без них… Зная рынок как свои пять пальцев, Черити гибко и проворно пробиралась между прилавками и тележками зеленщиков. Фермеры даже козочек привозили из Хэмптона, чтобы расхваливать жителям Нью-Йорка свои сыры.

– Эй, Черити! – окликнул ее Родни из-за горы фруктов и овощей. – Глянь-ка! Спаржа, спецом для тебя. Видит бог, сейчас не сезон, и…

– Сколько?

– Еле отыскал ее, уж поверь. Прямо из Южной Каролины.

– Сколько?

– Полдоллара.

– За кило? – ахнула девушка с притворным ужасом.

– Не, за корзину! Пять фунтов, не меньше. Только для тебя.

– Тридцать, – сказала Черити.

Она унесла корзинку, заплатив сорок центов.

– Только для тебя, – еще раз повторил Родни. – Слушай… в воскресенье мы едем на Кони-Айленд, – поспешно добавил он, когда она уже уходила. – Присоединишься?

– Кто это «мы»?

– Мой брат с женой, я… и ты, хочешь?

Родни был славный, всегда делал ей скидку, вот только губы у него подкачали, тонкие, а Черити не любила тонкогубых парней. Она покачала головой, не забыв сопроводить свой отказ улыбкой на прощание.

– Тогда под Пасху? – крикнул он ей вслед.

Движение бровей и губ сказало ему «почему бы нет?», и девушка скрылась в толпе рыночной площади. У ограды она отыскала торговку галантереей, сидевшую перед тремя перевернутыми зонтиками. Черити поставила у ее ног тяжелую корзинку.

– Привет, Эмми. Остались у тебя кружева?

Эмми, женщина в годах с узловатыми пальцами, порылась в одном из зонтиков и вытащила всё вперемешку. Черити щупала клубок, прикидывала, размышляла. Она уже выбрала, но не хотела показывать этого так сразу и, поторговавшись, получила именно то, на что положила глаз: десять дюймов кружева за два дайма[66].

– Еще за два дам тебе в придачу вышитого галуна, вот, смотри.

Искушение было велико. Черити заколебалась. Галун дивно смотрелся бы на поясе. Или на бутоньерке. Она заглянула в кошелек… Этого она и боялась: всё было куплено, и у нее осталось только две монетки по пять центов.

Старая Эмми и слышать ничего не хотела. Вышивка-то чистым шелком. Десять центов за полметра, да ты спятила?