Он узнал Ронду с носом в тон красной шапочке, Фэй, Лео, Пэта и Сандру. И, конечно же, Джеффри, его всё такую же романтичную худобу и как никогда изысканную меланхолию – не без досады вынужден был признать Джослин. Как и тот факт, что по льду Джеффри передвигался с шиком героя русского романа. Девушки так и вились вокруг него.
– Держи меня за руку, Джеффри, я падаю! – визжала Ронда.
– Джеффри, дай перчатки! Я свои потеряла! – просила Фэй.
– Смотри, Джеффри! Я умею делать восьмерку! – хвалилась Сандра.
Больше всего раздражало то, как он себя вел: ни дать ни взять старший брат вывел на прогулку сестренок в свободный от школы день.
Они катались долгий час, и Джослин мало-мальски освоился с тяжелыми и неустойчивыми лезвиями, в которых он чувствовал себя стреноженной лошадью, изо всех сил сопротивляясь их явному намерению уложить его ничком на лед, а то и сломать две-три ноги.
После череды свободных падений и неуправляемых заносов он пришел к выводу, что катание на коньках – не такая уж тяжкая повинность, и даже начал получать удовольствие. Когда Дидо просигналила общий сбор, он последовал за компанией нехотя.
Они сдвинули стулья в сторонке, между голым вязом и наклонной елью, и сели, повесив связанные шнурками коньки на шею. Заседание комитета можно было начинать. Собраться в общественном месте, среди толпы, требовали (по мнению вице-председателя Дидо и председателя Джеффри) соображения осторожности.
Джослин посмеивался про себя. Во что они все играют? В шпионов?
– Почему не надеть маски, если на то пошло? – спросил он по дороге в Центральный парк.
Взгляд Дидо уперся в его глаза с точностью сталактита. Он прикусил язык.
И всё равно. Он посмеивался. Про себя. Семь лицеистов на катке затеяли игру в секретных агентов, кто может принять это всерьез? Уж точно не гражданин страны Декарта[70]
.– Мы собрались здесь, – начала Дидо, когда все расселись, – потому что стало рискованно обсуждать волнующие нас темы за стойкой «Виллидж Слэшер», да и любого другого бара тоже.
Брошенный на Джослина мрачный взгляд подчеркнул серьезность этих слов.
– …
Небо было чистое и казалось острым, как стекло. Рядом с ними рос большой куст форзиции, в котором, еще никому не видная, притаилась весна.
– На одного сослуживца моего брата клиент написал донос, что он-де социалист, – рассказывала тем временем Сандра. – Почему? Этот сослуживец носит густые усы… Доносчик сделал вывод, что это тайная дань уважения Иосифу Сталину! Ему 800 долларов заплатили за эту подлость.
– А нас на прошлой неделе соседи просто ошеломили. Они ждали «друзей» к ужину. Знаете, что они сделали перед их приходом? «Почистили» свою библиотеку от неудобных авторов. Драйзера, Дос Пассоса, Брехта… Даже альбомы Пикассо ликвидировали. А месяц назад они отказались от подписки на «Нью-Йорк Таймс»…
– …между прочим, умеренную до тошноты.
– Радуйтесь, – усмехнулась Дидо, – комиссии блюдут интеллектуальное здоровье американцев.
– Какой идиотизм, – вздохнула Ронда. – Что, если меня затаскают за цвет моей шапки? Или за то, что я читаю «Американскую трагедию»?
– Вот она, настоящая американская трагедия! – перебила ее Фэй. – Что творят с нашим дорогим мистером Магби – это же слепому видно, что мир сошел с ума.
Высоко и широко посаженные брови придавали лицу этой девушки неизменно удивленное выражение.
– А что случилось с мистером… э-э… Магби? – поинтересовался Джослин.
– Мистер Магби – наш преподаватель латинской цивилизации. Его заставили отменить подписку на некоторые журналы для «Эллери Тойфелл», иначе ему грозило увольнение, санкции или вызов на какую-нибудь комиссию по лояльности.
– Дело в том, что это уже репрессии. Семь лет назад мистер Магби организовал акцию и добился приема в школу двух чернокожих. Некий «патриот» счел нужным освежить этот эпизод в памяти руководства.
– Комиссия по лояльности? Что это такое?
Брови Джослина поднялись почти так же высоко, как у Фэй.
– Преподаватели, и не только они, теперь обязаны приносить присягу в том, что никогда не были коммунистами и не поддерживали коммунистических демаршей. На слово им не верят, всё проверяют досконально. Если выяснится, что кто-то солгал или просто забыл упомянуть какие-то пункты… всё, уволен. Или занесен в черный список. Официально, разумеется, этот список не существует, – как всегда степенно объяснил Джеффри.
– Вот почему люди вдруг решают, что больше не имеют права читать некоторые газеты, – подхватила Дидо. – Мы организуем движение протеста в поддержку мистера Магби. Жаль только, что нас мало. Большинство учеников относятся к этому наплевательски.
– Или трусят, – добавила Ронда.
Перед ними вдруг остановилась бежавшая с другого конца аллеи девочка лет пяти.