Танец с Фредом Астером

Она метнула на него тот же взгляд, с тем же выражением. И, вздохнув – так вздыхают, когда разыгравшийся щенок кусает за ногу, а в руках горячая кастрюля, – ответила:

– Глупый Джо. Не будь таким ребенком.

– Ты всегда так говоришь, если речь заходит о нем.

Он чувствовал себя глупо, но ничего не мог с собой поделать. И почему она не ответит просто «да» или просто «нет»?

– Что за детство, в самом деле. Правда, Джо, ты… О, смотри!

– Уличный оркестр! – воскликнул он, с облегчением сменив тему.

– Женский уличный оркестр!

Девушки, девушки и еще раз девушки, подумал он, с трудом поспевая за Дидо к южному входу Центрального парка. Сам Нью-Йорк был девушкой, любопытной и музыкальной, веселой и жизнерадостной, в белых носочках и нахлобученной шляпке. И Джослин его – ее – обожал.

Девушки впятером наяривали Traffic Jam – перед кругом зевак, притопывавших в такт ногами, – так же энергично, как оркестр Арти Шоу в полном составе, – плюс-минус несколько фальшивых нот. На большом барабане ярко пламенели красные буквы:

Silly Sally and her Swingin’ Syncopators[75]

Силли-Салли во главе своего оркестра чуть не лопалась, дуя в корнет, и одновременно дирижировала эпилептической палочкой в другой руке своими четырьмя свинг-джаз-банд-гёрлс – на вид бывшими явно моложе ее и распределившими между собой саксофон, тарелки, барабан и контрабас.

Дидо потащила Джослина поближе к музыке, и они встали прямо за тарелками. Рука Джослина обвила талию Дидо, и оба принялись отбивать ритм пятками и качать в такт головами.

Traffic Jam удостоили аплодисментами. Потом Силли-Салли на своем корнете сыграла соло I’ll Be With You in Apple Blossom. Четыре ее свингующие товарки, получив паузу, подкреплялись из термоса у пожарного столбика.

– Если в теле человека шестьсот тридцать девять мускулов, – сказали Тарелки, видимо, продолжая начатый раньше разговор, – то у него природа расположила их по-тря-са-юще!

– Он богат? – поинтересовался Барабан, хрупкое кудрявое создание.

– У него есть как минимум тридцать семь долларов, которые он одолжил у меня на прошлой неделе.

– Тебе с ним весело, надеюсь? – спросил Контрабас, такая же бобби-соксер, как Дидо, только на два-три года постарше. – Чувство юмора – это очень серьезно.

– С ним не соскучишься… если вынесешь его маму. Его сестра Энид выносит. Все говорят про нее «бедняжка Энид». О… еще он очень хорошо готовит.

– Познакомь нас с ним скорее! – не без лукавства ввернул Саксофон, единственная участница в брюках.

– Гм. Каковы твои намерения, Джулия Ливингстон? – строго спросили Тарелки.

– Боюсь, не самые благородные, Донателла Револи. После шести месяцев на одном омлете с сыром я мечтаю о сочном тибон-стейке, толстом, как матрас моей бабушки.

Силли-Салли подняла палочку, словно маршальский жезл, и посмотрела в их сторону. Они тотчас заняли свои места и грянули Heartaches.

Когда песня кончилась, саксофонистка стала обходить толпу с маленькой желтой лейкой. Все бросали монетки. Кроме…

– Мне очень жаль, – сказал молодой человек с кукольным лицом, одетый в дорогой костюм. – Нет при себе ни цента.

Над галстуком в горошек отвисала нижняя губа, ярко-красная, блестящая от слюны. Как ни странно, именно из-за элегантности его перчаток и шляпы оттенков свежего масла и сливок в его словах и впрямь слышались нотки жизненных невзгод.

– Добро пожаловать в клуб, – ответил сердобольный Саксофон.

Молодой человек окинул взглядом толпу, словно боялся, что вот-вот появится цербер – или мама.

– В порядке компенсации я могу пригласить вас поужинать? – подмигнул он.

Саксофон закатил глаза со вздохом, означавшим «нам не привыкать», и перешел к следующему.

Поспособствовав процветанию желтой лейки, Джослин и Дидо покинули зевак и музыку и сделали крюк, чтобы вернуться по Бродвею.

Музыка и подслушанный разговор юных оркестранток отвлекли их. Дидо на ходу спрятала руку в карман дафлкота Джослина, как делала всегда. Он прижал ее к себе. Да, Нью-Йорк был девушкой, пылкой, но прагматичной, с причудами, но реалисткой, затейницей, мечтательницей, хохотушкой, но главное – целеустремленной.

– Эй! Эй! – окликнул их зычный голос с другой стороны улицы. – Что затеваете, заговорщики?

Синий с белыми крыльями «бьюик-ривьера», пренебрегая правилами дорожного движения, вильнул зигзагом сквозь поток машин под протестующий рев клаксонов и с визгом шин затормозил прямо перед ними, едва не заехав на тротуар.

На пассажирском месте сидела молодая девушка. С опаловой кожей и черными волосами, свитер и шерстяная юбка на ней тоже были черные, поверх наброшен прозрачный дождевик. Единственным ярким мазком выделялись оранжевые губки.

– Привет, Космо! Добрый день… э-э… Лорна, – поздоровался Джослин, мучительно припоминая имя.

В последний раз он видел ее… где же это было? В том джаз-клубе, куда его затащил Космо?

– А вот и нет, – засмеялась девушка. – Я не Лорна. Я Микаэла.