Танец с Фредом Астером

– Вы сейчас видели худшее, что может сделать актер на сцене: дать понять зрителю, что он знает.

Небрежным взмахом руки он отпустил Пейдж и Уэйна со сцены. Они молча повиновались и сели среди сокурсников.

– Смертельный недуг актера! – повторил он, глядя на слушателей сверху вниз. – Он выходит на сцену, чтобы сыграть пьесу, которую играл вчера и позавчера. Он знает наизусть будущее своего персонажа. И, даже не думая, он использует это знание. Он предвосхищает события. Это одна из ловушек нашего ремесла, с которой вам придется беспощадно бороться.

Его взгляд пробежался по всем лицам, на долю секунды задержался на Пейдж, скосился, точно сбившись с пути.

– Я призываю вас неустанно задаваться вопросом: а если бы следующего акта пьесы не было, что бы произошло? Что бы я делал? Ваши жесты, ваше поведение, ваша игра не должны раскрывать, что будет дальше. Наоборот. Актер должен заставить зрителя поверить, что его персонаж находит ответ ровно в тот момент, когда он его находит. Не играйте заранее последствий. Порождайте их своей игрой! До скорого.

Он покинул зал в гробовом молчании.

– Пф-ф-фу! – выдохнул Уэйн, утирая несуществующий пот со лба. – Слава богу, я-то не сдвинулся с места.

– Бедняжка Пейдж, – посочувствовала Валери. – Лестер Лэнг – он как Северная Дакота: холодный душ. По первости дух захватывает, потом привыкаешь.

Пейдж через силу засмеялась. Фрэнки, новенькая в студии, как и она, обняла ее за плечи.

– Ну что, идем, поднимем настроение у «Философов»? Я слышала, у них новый музыкальный автомат, там есть Стэн Кентон и Джун Кристи.

– Отличная идея, пить хочется, – поддержал ее Рон.

– А мне есть.

– Бобби! Ты же весь урок что-то жевала! – воскликнула Фрэнки. – Как в тебя столько влезает?

– Легко! – ответила Бобби, не стесняющаяся своих прелестных форм. – Всего-то и нужно позитивное мышление, рыжий кот и стакан воды натощак.

Хотя они еще были едва знакомы, все как могли старались развеселить несчастную Пейдж. Эта солидарность ее немного утешила.

Поступив, она занималась очень старательно. Ее курсу уже посчастливилось прослушать лекцию настоящего мэтра, самого Ли Страсберга, и пройти мастер-класс мистера Казана, которого все здесь по-свойски называли Гэджем.

Элиа Казан ее сразу узнал. Он лишь кивнул ей в знак привет- ствия, поговорить не подошел. Пейдж поняла, что он счел это невежливым в присутствии преподавателя. Она тактично кивнула в ответ, подавив желание кинуться к нему и рассыпаться в благодарностях. Ничего, она еще встретится с Гэджем. Так упоительно было называть его Гэджем про себя. Теперь она имела на это право: она поступила в студию.

«Философы», бистро с беспорядочно расположенными нишами и лесенками, было излюбленным местом окрестной молодой богемы без гроша в кармане – будущих актеров и начинающих резонеров. Набившись ввосьмером в бокс, рассчитанный на четверых, студенты восторженными криками приветствовали внушительное брюшко новенького музыкального автомата.

– Ни дать ни взять моя бабушка Лукреция на рождественском ужине! – фыркнул Рон.

– «Вурлитцер», модель тысяча пятнадцать, – прочла Валери, поглаживая лакированные бока. – Вот сюда надо бросить пятицентовик.

– Двадцать четыре пластинки, – сосчитала Фрэнки. – Смотрите, какой список. Мел Торме, Пегги Ли, Каунт Бейси, Вуди Герман… Вау, Стэн Кентон!

Она сбегала к стойке и принесла мелочь. Пятицентовик, звякнув, скатился в чрево монстра, и тот заурчал. Бока вспыхнули розовым, желтым, оранжевым. Металлическая игла упала на край черного диска.

– Вертится! – радостно воскликнули все хором в подражание Галилею. Стэн Кентон грянул I Been Down in Texas.

– Потанцуем? – предложила Валери и тотчас увела Рона.

И они пустились кто во что горазд отплясывать линди-хоп, не в лад, но от души. Несколько посетителей последовали их примеру. Фрэнки, Пейдж, Уэйн и Бобби устроились на горчичного цвета диванчиках и заказали поп[86].

– Говорят, в студию пожалует Мамулян, – сообщил Рон.

– Рубен Мамулян, постановщик «Королевы Кристины»? – нараспев проговорила Фрэнки, пародируя приподнятую бровь, акцент и царственную позу Греты Гарбо.

– Он приехал в соседний театр, «Корт», ставить «Лист и ветку». На днях состоялась премьера.

– О-о-ох! Умираю, хочу посмотреть, – простонала Бобби. – Мне говорили, там герой-любовник красив, как античный бог, его зовут, кажется, Чарльстон.

– Чарлтон Хестон, – поправил Рон, просматривая экземпляр «Афиши», завалявшийся у него в кармане.

– Джошуа Логана наверняка тоже пригласят, – с надеждой вставила Пейдж. – Он сейчас репетирует «Юг Тихого океана» в «Маджестик- театре». Это будет гвоздь сезона.

– Солнце встает над нами, мы его дети! – провозгласил Уэйн, ловко, на публику, сбив крышечку со своей кока-колы уголком зажигалки «Зиппо».

– Как ты это делаешь? – впечатлилась Валери. – Покажи.

– Если поставишь мне еще кока-колу!

В бистро вошла молодая девушка. Ее пышная рыжая грива пламенела, как на пленке «Техниколор», а личико было продуманно хмурое.

– Это же Ли! Привет, Ли! – хором закричали все парни.