– Да так. Огден не дурачок, – поспешно добавила она. – Мне скорее кажется, что он размышляет об этом огромном мире. Понимаешь, как будто он когда-то умел говорить, а потом решил, что это ни к чему.
– Заговорит, когда вернется к мамочке, – сказала Ванда. – Ты ведь ему всего лишь тетя. Он, наверно, скучает по ней. Я тут читала в «Фэмили» про детей, которые росли без папы из-за войны. Говорят, что им из-за этого трудно приходится в жизни. А еще говорят, что зато они быстрее взрослеют и умнеют, – добавила Ванда, увидев, как помрачнело лицо подруги. – Не переживай, всё будет путем.
Хэдли перегнулась через стеклянную полочку над прилавком.
– Как тебя зовут? – спросила она старшего.
Огден, когда ему задавали этот вопрос, лишь смотрел серьезно, словно прикидывая, заслуживает ли собеседник ответа, а этот мальчонка ответил сразу:
– Бродерик. А его Рэндольф. Он взял мой грузовик.
– Это не я! – возразил его брат. – Он мне…
– Хотите лакрицы?
Рэндольф энергично закивал. Бродерик надулся.
– Я тебя не знаю.
– Я Хэдли, – сказала она смеясь.
– Ты знаешь, что в клубе «Сторк» требуется персонал? – спросила Ванда, пока она отрезала палочки лакрицы.
– Да? – рассеянно отозвалась Хэдли.
– В гардероб. Платят лучше, чем в «Платинуме». Клиенты тоже, говорят, щедрее. И никакой Милтон Тореска не портит настроение.
– Ты хочешь поступить?
– Я туда уже ходила.
Ванда помолчала.
– Почти! – уточнила она наконец с горьким смешком. – Приготовилась, явилась и… сдрейфила. Так и ушла ни с чем.
– Почему? – ласково спросила Хэдли. – Ты же лучшая сигарет-гёрл, другой такой не найти. Ты продавала втрое больше и быстрее нас всех.
Но она догадывалась, в чём дело. В «Платинуме», где дискриминация распространялась и на персонал, Ванда всем говорила, что она кубинка, каждый день разглаживала волосы утюгом и прятала смуглую кожу под толстым слоем тонального крема.
– Сил моих больше нет. Не могу каждый раз вешать им на уши одну и ту же лапшу. Достало, что меня всегда отбраковывают только потому, что я не на сто процентов белая.
Хэдли налила стакан яблочного сока подростку, неловкому в маловатой ему мышиного цвета школьной форме.
– А почему бы тебе не попытать счастья? – спросила Ванда, когда мальчик ушел.
– Мне? В «Сторке»?
– Ты предпочитаешь, чтобы тебе отдавили все ноги на танцах по двадцать центов? Хорошо оплачиваемой работой не бросаются, Хэдли. А у твоего «Кьюпи Долл» вдобавок не лучшая репутация.
– Не так уж там ужасно, уверяю тебя. Мистер Акавива больше лает, чем кусает. К тому же Тореска наверняка спалил меня во всех элитных местах.
– Он сам спалился. Весь Нью-Йорк говорит о том, как он не самыми честными способами переманивает клиентуру у других клубов. Поверь, тебя сочтут героиней.
Хэдли задумалась. Если она уйдет из «Кьюпи Долл», ей будет труднее навещать Лизелот.
– Чем ты рискуешь? – настаивала Ванда. – Мало-мальски выбраться из нищеты?
Она посмотрела на часы, покачала головой, допила кофе и, простившись, потащила прочь Бродерика и Рэндольфа, которым очень не хотелось уходить от этого чудесного места, осененного запахами лакрицы и свежей выпечки.
– Ты всё-таки подумай!
Помахав на прощание рукой, Хэдли продолжала прибираться.
– У вас открыто, мисс? Мой друг умирает от жажды.
Черт. Ну почему всегда появляются запоздалые клиенты, когда уже пора закрываться?
– Извините… – начала она, поворачиваясь.
Сердце ухнуло куда-то в живот. У прилавка стояли два морских пехотинца, один черноволосый, другой белокурый. В памяти всплыл кадр, почти один к одному, ее встречи с таким же белокурым Арланом в «Бродвей Лимитед», где он ехал тогда со своим таким же черноволосым другом Стэнли.
Белокурый солдат стоял спиной, облокотившись на пустой прилавок. Он внимательно изучал вывешенное под козырьком меню.
Она неотрывно смотрела на его затылок, парализованная надеждой, почти не дыша.
11. Oh, look at me now![88]
– Вы еще обслуживаете? – осведомился черноволосый солдат. – Эй, эй, мисс! Я к вам обращаюсь.
– Нет… нет, нет. Но для солдат могу сделать исключение, – пробормотала она, не в силах отвести глаз от спины и подстриженных ежиком светлых волос под пилоткой.
Он наконец повернулся. Голубые глаза улыбались ей.
– Очень мило с вашей стороны, – сказал он, и голос его звучал ласково. – Вы, должно быть, торопитесь домой.
Дрожь прошла по всему ее телу, кровь отхлынула от затылка к пяткам.
Мучительное сомнение вдруг пронзило ее, да так, что голова пошла кругом и перехватило дух. А что, если Арлан изменился? Ведь прошло три года… Она с ужасом поняла, что время идет и неминуемо настанет день, когда она,
Эта мысль ее сразила.
Молодой солдат видел, что стал средоточием ее смятения. Его спутник тоже. Они развязно толкали друг друга локтями. Хэдли вздохнула. Конечно, она узнала бы Арлана, иначе быть не могло. Она налила им два стакана вишневого рутбира и спросила, протирая губкой совершенно чистое стекло витрины:
– Вы воевали?
– И даже, кажется, победили, не так ли? – хохотнул брюнет.