Танец с Фредом Астером

У окна в гостиной действительно стояло пианино под висевшим на стене календарем. Но его трудно было заметить, потому что оно смахивало больше на придаток кухонного буфета. На крышке теснились целое семейство медных кастрюль, будильник, навсегда остановившийся на 8:20, стопка чистых полотенец на случай всякого рода неприятностей, красная вазочка с оставшейся с Рождества омелой, бутылка из-под кьянти с вставленным в нее пером фазана, пшеничные колоски, чтобы притягивать в дом богатство, жестяная коробочка, из которой, если нажать, выскакивал клоун – если пружину не заедало, – и, наконец, Библия, открытая каждый день на другой странице.

– Да, на пианино. Я напевала мотив, а он – вот чудеса – возьми да и выстучи его точно на клавишах. Вот так! Дринь-дринь-дринь. По слуху.

Блюзы мадам Люси-Джейн пела детям с утра до вечера – блюзы своего родного Юга, песни Этель Уотерс и Бесси Смит.

– Он слушает, слушает, слушает… и дринь-дринь-дринь своими ручонками. Иди-ка сюда, сделай нам дринь-дринь-дринь на пианино, сокровище мое. Покажи тетечке, как ты хорошо играешь.

Она открыла пианино, напела Stormy Weather раз, другой. Но Огден как будто вдруг оглох, завороженный оборками на юбочке Клодетты, самой младшей воспитанницы мадам Люси-Джейн. Он сидел и теребил кружева с сосредоточенным лицом ученого, выводящего сложную химическую формулу.

– Хм, – хмыкнула Хэдли. – Кажется, он скорее замышляет новую модель Диора.

– У него золотые пальчики, мадам Хэдли. Кроме шуток. Музыка, высокая мода, да, да, почему бы нет… А может быть, скульптором станет… или хирургом? Правда, розанчик мой? Надо на такие вещи обращать внимание, мадам Хэдли. Если у ребенка дар, поддержите его, не давайте зачахнуть.

– Учту, мадам Люси-Джейн. Огден? Ты готов?

С четвертого раза он наконец послушался. Хэдли надела ему пальтишко, мадам Люси-Джейн расцеловала в обе щеки и дала орешков на дорогу.

– Тебе нравится у мадам Люси-Джейн? – спросила Хэдли, когда они уже сидели в вагоне метро.

Огден разгрыз орешек и кивнул. Напротив сидели двое мужчин, очень высокий, трубно сморкавшийся в платок, и очень толстый, благоухающий одеколоном. Огден с интересом поглядывал то на одного, то на другого.

– Ты не хочешь ответить «да», милый? Д-а…

Он снова кивнул, давая понять, что уже ответил. Хэдли даже всхлипнула: что же это такое? Ни словечка. Ну, почти. А ведь еще пару месяцев назад он хоть лепетал свои шапапюту глюпья и баляпюйк сюляминипо. Но в последнее время – ничего. Тишина.

Черити клялась, что он произносил при ней покер и джокер. Но своими ушами Хэдли этого не слышала. И потом, покер и джокер… как-то…

В «Джибуле» она, как и каждый вечер, поспешила накормить малыша ужином в уголке кухни, пока Черити домывала посуду, а ужин, приготовленный Истер Уитти, уже ждал обитательниц пансиона в горячей духовке.

– О! Ты побывала у парикмахера, Черити?

– Д-да, – краснея, выдавила из себя юная горничная. – Это брат Джейни Локридж. Знаете, моей подружки, той, что нянчит детей Донахью на углу Амстердам-авеню. Пятерых пострелят, бедняжка. В общем, Томми учится на парикмахера. Говорит, что ему нужно набить руку. Вот я и подумала, что будет хорошо… ему помочь. Он сделал мне эту завивку для…

Она осеклась и залилась краской, совсем запутавшись в объяснениях.

– Тебе очень идет, – сказала Хэдли. – Ты стала просто красоткой, Черити.

Комплимент доконал Черити, и она спрятала пылающее лицо в кухонное полотенце. Хэдли заметила еще кое-что новенькое: на шее у нее были бусы из розового жемчуга.

Накормив Огдена, она понесла его купать.

Было слышно, как Джо барабанит на пианино в комнате, которую миссис Мерл помпезно окрестила «музыкальной гостиной». Пока Огден плескался в ванне в обществе плавучего птичьего двора, Хэдли расчесала волосы, на всякий случай заклеила пятки пластырем и надела платье. Чулки и лодочки потом, перед самым уходом в «Кьюпи Долл».

Она вытерла сына, унесла его в комнату вместе с деревянными уточками, надела ему пижамку и отыскала в сумке альбом миссис Чандлер.

– Смотри, Огден. Приключения славного дракончика. Хочешь, я… Огден! – позвала она, увидев, что он успел нырнуть в платяной шкаф. – На тебе же чистая пижамка!

Она хотела было поймать его за штанишки, но он увернулся и пополз на четвереньках внутрь, расталкивая коробки и свертки.

– Что ты там делаешь? Я тороплюсь.

Хэдли вспомнила, что утром туда закатился мячик. Малыш полез его искать. Ей удалось наконец подхватить его, но он вцепился в платья на вешалках, она потянула… Из шкафа выкатилась коробка и открылась.

Это был ее ларец с сокровищами, ее кладезь воспоминаний, та самая коробка, где она хранила, среди прочих вещей, свои туфельки для степа. Два маленьких состояния, сшитые на заказ, когда-то Хэдли дорожила ими больше всего на свете. Сколько же она в них танцевала! Они были на ней во время сольного выхода с Фредом Астером на съемочной площадке того фильма в студии «Парамаунт»… Но это было в другой жизни. С другой Хэдли.