С тех пор она ни разу их не надевала. Даже не знала, впору ли они ей теперь, и плевать на это хотела, хоть и была не в силах с ними расстаться. Она взяла их, чтобы положить на место. Из коробки что-то выпало.
– Смотри, – выдохнула она. – Это папина тетрадь. Твоего папы. Он написал историю, вот она, здесь, на этих страницах. Видишь эти слова? Когда вырастешь, ты их прочтешь.
Малыш прижимал к груди найденный мячик, глядя на маму, которая прижимала к своей тетрадь.
– Это папино. Па-па. Повтори, любовь моя. Па. Па.
Он смотрел на нее исподлобья, не двигался с места и молчал, хоть плачь. Хэдли вздохнула, убрала тетрадь и туфельки в коробку с сокровищами и повела сынишку в комнату Черити, где юная горничная будет охранять его сон, пока она не вернется.
Уткнувшись подбородком в любимую игрушку, Огден лежал на софе, укрытый одеялом, и слушал сказку про славного дракончика. Он ведь как будто всё понимает, думала Хэдли, читая. Когда глаза мальчика закрылись, она ушла в ванную, чтобы закончить свой туалет. На другом конце коридора разорялось под пальцами Джо пианино.
Чуть позже, выйдя из ванной, Хэдли встретила Урсулу с дымящейся чашкой в руках.
– Уж лучше бы Джо навсегда завязал с музыкой, – сказала та. – Плакать хочется от этого лепета.
В эту минуту дверь музыкальной гостиной распахнулась. Ноты
– Идите-ка сюда, мисс! – позвал он, заломив свою шляпу
Заинтригованные, они вошли.
На табурете за пианино вместо Джо сидел Огден в пижамке. Он сам барабанил по клавишам двумя пальцами усердно и восторженно.
– Огд… – начала Хэдли сердито.
– Ш-ш-ш! – живо перебил ее Силас. – Полюбуйтесь лучше на маленького гения, недостойная злая тетка! Чудо природы! Вундеркинд! Только сегодня. Только у нас. В Нью-Йорке. На нашей 78-й улице!
Приложив руку к сердцу, с лирическим выражением лица он провозгласил:
– Огден… или реинкарнация Моцарта!
12. La televisión pronto llegará, la televisión po’ aquí, la televisión po’ allá… (mambo!)[93]
На пересечении 8-й авеню и 41-й улицы в любое время дня и часть ночи можно увидеть небольшую плотную толпу перед магазином «Электрик Корнер». Внутри, в самой середине витрины, красуется телевизор, на золотом пьедестале, в складках белого атласа, точно «Оскар» современности в действии.
В 1949 году покупка этого Грааля еще требовала от среднего жителя Нью-Йорка многих жертв… Радио, однако, не сдавало позиций, и песенка
На той же авеню, только на углу 39-й улицы, высились двадцать два этажа Эн-уай-ви-би – «Нью-Йорк Вижен Бродкаст».
Под маркизой, осененной четырьмя буквами, которые заливали пламенеющим светом триста метров тротуара и фасадов, толпились люди, облепив желтый оградительный шнур. За ними флегматично надзирал охранник в сером.
– Милтон Берл! Это Милтон Берл, да? Не толкайтесь!
– Я три часа жду! Эд Салливан не выходил?
– А это кто такие с транспарантами? Против чего протестуют?
– Я пропустила Синатру! Вы меня толкнули, и я успела увидеть только шляпу!
– Это красные митингуют!
– Больно зелены они для красных! Я пришел за автографом Дайны Шор.
– Лучше унести ноги подобру-поздорову. Где комми, там жди потасовки.
– О боже мой, Джун Эллисон! О боже мой, Бетти Гарретт! О боже мой, да прекратите же толкаться!
Вдоль проезжей части, выстроившись в ряд, очень молодые люди – их было с дюжину – размахивали флагами и транспарантами. Они одни молчали. Их полотнища с синими буквами на белом фоне говорили за них:
– Вот и он! Он приехал! – так и подпрыгнула вдруг молодая женщина с микрофоном. – Ули Стайнер выходит из сверкающего «Плимута Флитлайн» кремового цвета с гранатовыми крыльями! В сопровождении двух красивых женщин и двух мужчин. Один из них его адвокат, другой секретарь… Послушайте, как трещат вспышки фотоаппаратов!
Цепь манифестантов пришла в движение. До сих пор они безмолвствовали, теперь же принялись скандировать:
– Его уже окружила толпа фотографов! – разорялась между тем женщина с микрофоном. – Дорогие радиослушатели, в прямом эфире сенсационное прибытие Ули Стайнера на студию Эн-уай-ви-би, Нью-Йорк… Вы слышите овации! Людское море! Я попробую с ним поговорить… Это нелегко, его взяли в кольцо… Ага, удалось. Добрый вечер, Ули, как вы элегантны! Какое счастье видеть вас здесь. Два слова для слушателей «Ист Кост Ньюс», самого гламурного радио?