Танец с Фредом Астером

– Поздно, Хильда, милочка, твой поезд ушел. Гламурное радио обойдется сегодня без ужина.

Вспышки стрекотали пулеметной очередью, выпуская пахнущий железом дымок. Швейцар прятался в своей будке, закрывшись на засов. Фотоаппараты и микрофоны окружили Ули со всех сторон, словно в каком-то диком танце.

– Сюда, Стайнер! – кричали отовсюду. – Сюда!

– Быстро! – распорядилась Уиллоуби, схватив первую подвернувшуюся руку.

Они пробились сквозь толпу и дым, решительно орудуя локтями, и в последнем рывке добрались до двери.

Подобно большинству служебных входов, дверь вела в тупик с кирпичными стенами, мусорными баками и пожарной лестницей.

– Ули Стайнер! – остановил их почти тотчас же красивый запыхавшийся подросток с вдохновенным лицом. – Вы сегодня наш герой. Вы хорошо подразнили гусей…

Вокруг толпились еще молодые люди, очень молодые и возбужденные не меньше журналистов, но с кардинально иными намерениями. Вместо вспышек и микрофонов они размахивали порванными в клочья транспарантами.

– Может быть, не стоит здесь задерживаться? – уклонился от ответа Стайнер. – Эти проклятые журналюги…

– Манхэттен! – вдруг воскликнула девушка с конским хвостиком, которую до сих пор было не видно за плечами красивого запыхавшегося подростка. – Джеффри, я ее знаю!

– Дидо! – ахнула Манхэттен. – Что ты здесь делаешь?

– Вы якшаетесь с этой недисциплинированной и бунтарски настроенной молодежью? – игривым тоном отчитал ее Стайнер. – С чем вас и поздравляю, Манхэттен.

– Это соседка. Я не знала, что…

Загнанные в тупик непрерывными судорогами слепящих вспышек, все рванули к огням проспекта… На полпути Рубен вдруг остановился.

– Ты что? – заволновалась сзади Манхэттен. – Беги! Надо отыскать машину.

– Да, – тихо отозвался он, – только между ней и нами… вот!

Выход к проспекту загораживала плотная масса. Выстроившись в ровную шеренгу, прямые, как прутья тюремной решетки, перед ними стояли другие подростки, с вызывающе вздернутыми подбородками и высоко поднятыми транспарантами.

– Эти – не мои поклонники, – заметил Ули.

– Анти-пинкос из высшей школы Святого Олафа, – тихо сказала Дидо. – Наши заклятые враги.

На бурых полотнищах можно было прочесть:

Коммунисты, вон из Америки!

Если ты предпочитаешь СССР, убирайся туда!

Долой предателей!

– Мы не коммунисты! – завопила Дидо. – Мы хотим иметь право быть ими!

– Красная сволочь! – выкрикнул кто-то в шеренге.

– Bad, bad, bad Americans![98] – подхватили остальные.

В полной огней темноте невидимого проспекта завыли сирены.

– Полиция, Джеффри, – выдохнула Дидо. – Надо смываться.

Все отчаянно искали выход.

– Пожарная лестница? – предложила Уиллоуби.

Но и она была уже недоступна: ее заполонили до отказа репортеры. Они цеплялись за ступеньки на всех этажах, точно стая обезьян на дереве, и продолжали щелкать фотоаппаратами.

– Вперед, – скомандовал Ули. – Посмотрим, кто мне помешает идти, куда я хочу.

Из-под светящейся таблички «Служебный вход» вылетели люди в форме.

– Мы вас прикроем! – крикнул охранник по имени Мэтт.

– Оставайтесь сзади, – велел им его товарищ. – Мы расчистим вам путь.

Наконец-то! – подумала Манхэттен. Руководство Эн-уай-ви-би, должно быть, приняло меры. Речь шла о репутации студии: ни один волосок не должен упасть с головы звезды.

Охранники выстроились в ряд, наступая на молодчиков из Святого Олафа. В десяти метрах от загородившей выход цепи униформы напружинились и ринулись в атаку. Последовала всеобщая свалка, стычки, тумаки и затрещины, крики боли, гиканье и свист, Святой Олаф дрогнул, и цепь рассыпалась. Все побежали к вновь открывшемуся перед ними проспекту, к его мерцающим огням, движению, дыханию.

– Туда, вон машина! – крикнул Рубен.

Шофер увидел их и включил зажигание.

– Господа часовые, – Ули церемонно приподнял шляпу, обращаясь к охранникам, – спасибо за эскорт. Надеюсь, что…

– Ули Стайнер! – вдруг крикнул какой-то зевака. – Это Ули Стайнер!

Позже, когда Манхэттен вспоминала эти события, она поняла, что именно в ту минуту всё покатилось, как снежный ком с горы.

13. Two o’clock jump [99]

Эчика терпеть не могла опаздывать.

Не в пример ей, Шик считала дурным тоном для девушки приходить на свидание вовремя. Из «Джибуле» они вышли вместе, но, когда Эчика на грани апоплексического удара сучила ногами у дверцы такси, Шик на верхней ступеньке крыльца не спеша достала из золотой сумочки мини-спрей и выпустила облачко «Шанели» в свой открытый ротик.

– Никто не будет нюхать твои миндалины. Скорей!

Эчика села в машину, поздоровалась с шофером, чуть помедлила, располагая вокруг себя ярусами клубы розового органди своей юбки, и решительно опустила стекло.

– Считаю до трех и уезжаю одна.

– Иду, иду.

Шик спустилась с семи ступенек неспешно и величаво, точно Клеопатра у врат Рима, придерживая затянутой в шелк рукой край белой меховой накидки.

– Ну ты и копуша, – проворчала Эчика, когда она села.

– Ты слишком спешишь, дорогая.

– Или жизнь идет слишком медленно.