Танец с Фредом Астером

Справа полицейские так и сыпались из машин, точно индейцы из вигвамов. Слева бушевала озверевшая толпа. Прямо – железный занавес Эн-уай-ви-би. Девушки взяли ноги в руки и кинулись к тупику.

На углу они остановились. Швейцар погасил свет над служебным входом и в привратницкой, погрузив проулок в темноту.

– Всё равно деваться некуда! – выдохнула Манхэттен. – Лишь бы было открыто.

На полпути они притормозили. В конце тупика, на пожарной лестнице, темнели силуэты…

– Святой Олаф, как ты думаешь? – испуганно спросила Дидо.

– Не знаю.

Они услышали сзади топот и крики. Толпа бежала в их направлении, спасаясь от… уже никто толком не знал от кого. От полиции. От ударов. От коммунистов, от почти-коммунистов, от антикоммунистов… Они рванули вперед со всех ног.

На подступах к пожарной лестнице сгрудились люди в форме. Охранники! – с облегчением поняла Манхэттен.

Они разговаривали с двоими в штатском. Несмотря на темноту, она их узнала: это были рабочие из студии 1017, блондин по имени Уайти и его товарищ. Манхэттен успела открыть рот, чтобы сказать, что она чертовски рада их видеть… Но ее намерение так намерением и осталось.

Кто-то бросился на нее, схватил за волосы, сбив с носа очки, и с силой швырнул в кирпичную стену. Только благодаря мусорным бакам девушка осталась цела. Она сгруппировалась и забилась между ними под грохот железных крышек.

Кто-то сильный поднял ее и посадил поодаль у стены. В следующую секунду он же с быстротой молнии развернулся, и его кулаки полетели в носы, животы, подбородки. Бой состоялся быстрый, короткий и яростный. Удары были отчасти заглушены криками боли и топотом убегавших молодчиков.

Те же сильные руки помогли Манхэттен подняться, протянули ей очки.

– Вы в порядке?

– Я… кажется… да. Спасибо, э-э, мистер Уайти.

Подбежала Дидо.

– Тебе больно? Ой, смотри, шишка. И кровь…

Она дала ей носовой платок, отвела в сторонку. Манхэттен вытерла лоб. Голова немного болела.

– Отныне каждому встречному мусорному баку я буду низко кланяться. Кто эти типы?

– Негодяи. Пойдем-ка в укрытие.

Они пробежали вдоль стены до пожарной лестницы, поднялись на три уровня… и остановились, наткнувшись на пару красивых ножек, обтянутых шелком в сеточку.

– Боже мой, нет, вы представляете? Видел бы папа, как я сижу тут на насесте между небом и адом, он сказал бы, что я бесстыжая и пустоголовая…

– Мисс Пш-ш-пш-ш! То есть мисс Келли… Рада видеть вас снова.

– Как вы думаете, они еще долго будут отрываться?

Она показала пальчиком на театр теней от продолжавшегося под лестницей побоища.

– Грейс Келли, – представила ее Манхэттен.

– Да вы поранились, милая! – встревожилась Грейс. – У вас есть под рукой что-нибудь? Я очень хорошо умею делать перевязки.

– Ничего страшного. Ох… Там, наверху, еще кто-то?

В самом деле, на два десятка ступенек выше сидела Хильда, журналистка с гламурного радио «Ист Кост Ньюс». Положив микрофон на колени, она грела руки о стаканчик с кофе. С верхнего этажа лился слабый свет.

– Окно оказалось открыто, – объяснила она. – Слава богу, оно ведет в кабинет, а в кабинете есть чайник, кофе, сахар и даже сливки. Ули не с вами?

– Он, к счастью, успел уехать.

– Опомниться не могу, как он повел себя сегодня с Воном Кросби, это же совершенно… абсолютно…

– Мужественно?

– Неслыханно. И фатально. Кросби – существо столь же злопамятное, сколь и влиятельное. Вы наверх? Ради бога, принесите мне еще кофе. Боюсь, мы застряли здесь надолго.

В открытом кабинете Дидо и Манхэттен действительно нашли еще горячий кофе, стаканчики, пачку печенья «Орео» и радио, которое тотчас включили.

О! О! Орео!

Круглое печенье – два цвета.

Круглое печенье – два вкуса.

…Продолжаем нашу программу, в эфире вечерние новости.

Послушайте репортаж с места событий, 39-я улица кипит.

Полиция уже арестовала зачинщиков беспорядков и постепенно берет ситуацию под контроль…

– Тебе больно? – забеспокоилась Дидо, увидев, что Манхэттен держится за висок.

– Ничего страшного.

Они нагрузили поднос и полезли вниз разносить кофе по всем площадкам лестницы. У мисс Пш-ш-пш-ш Келли вырвался вздох, полный несказанного блаженства, когда она сделала первый глоток.

– Заварушка внизу, похоже, стихает, – заметила она, с непревзойденным изяществом надкусив два цвета и два вкуса круглого печенья. – Мне кажется, полиция забирает всех поголовно.

Манхэттен просунула голову между прутьями лестницы. В тупике еще суетились темные фигуры, но их было куда меньше, и шум стихал.

Зажглась табличка «Служебный вход». Это был хороший знак.

– А куда девалась гламурная Хильда?

– Делает свою работу, вынюхивает-выпытывает.

– Твоя рана всё еще кровоточит, Манхэттен. Платок насквозь мокрый.

– Ничего, мы скоро…

Манхэттен осеклась. Рывком вскочила. Кофе выплеснулся из стаканчика… Кто-то внизу громко звал ее по имени.

– Манхэттен! Отзовитесь… Манхэттен!