– Ты забыл антресоль и подвал, – хихикнула Лили. – Хэдли, – продолжала она, когда бармен ушел, – ты ловишь мух? На твоем месте я бы поостереглась тех, что залетают в «Кьюпи Долл», от здешнего климата они шалеют. Иди лучше отдохни.
Хэдли не возражала. Ей и в самом деле нужно было проветриться. Она зашла в гардероб, взяла сумку и направилась в заднюю комнату мистера Акавивы.
Лизелот доедала кусок яблочного торта. Хэдли открыла сумку и показала ей книги от миссис Чандлер.
– «Крошка Доррит»? – с надеждой воскликнула девочка.
– Увы, нет. Еще не вернули.
Малышка сердито фыркнула в торт.
– «Крошка Доррит» – длинный роман, – объяснила ей Хэдли. – Тот молодой человек, что взял книгу, еще ее не дочитал. Миссис Чандлер сказала, что у него руки пианиста, – добавила она в утешение. – И предложила тебе взамен вот эту.
Лизелот погладила фигурку с проволочными ножками, бегущую по обложке романа, который Хэдли положила рядом с тарелкой.
– «Длинноногий дядюшка», – прочла она. – Это про дядю, который быстро бегал?
– Можно и так сказать.
– Папа говорит, что до полиомиелита за мной было не угнаться. Он так и звал меня – бегуньей-попрыгуньей. Мне было четыре года.
Она рассказывала об этом очень спокойно. Хэдли попыталась представить себе мистера Акавиву деликатным и полным юмора.
– Что ж, – кашлянула она. – Значит, миссис Чандлер угадала. Я тоже читала ее в твоем возрасте. Это очень… бриошно.
– Я вижу.
– Я не могу остаться, – сказала Хэдли, когда Лизелот погрузилась в чтение четвертой сторонки обложки. – Сегодня много народу.
– Да ладно. Папа никогда не станет тебя ругать. Он тоже думает, что ты очень-очень бриошная.
Хэдли взъерошила темные кудряшки и простилась, чмокнув кончики пальцев девочки.
Она пошла напрямик через тир. Идя вдоль ряда стрелков, ускорила шаг и зажала уши. Дружески помахала на ходу Коре, девушке, в чьи обязанности входило раздавать желающим картонные мишени и снимать с цепей винтовки.
– О, наконец-то я вас нашел! Идемте. Будем пить, танцевать, петь, а потом поженимся!
– Сначала успокоимся! – нахмурилась Хэдли, высвобождая руку, которую будущий мэтр Доусон-Эймс, завладев ею, пылко тискал.
Решительным слаломом она преодолела последний отрезок пути между стрелками и танцующими. Чак нагнал ее. Он пошатывался. Лиловый синяк расплывался под глазом, там, где достал его кулак Галстука Индиго.
– Вы меня избегаете, – пожаловался он.
– Да.
– Хэдли, знаете что?
– О да, знаю. Потому и избегаю вас.
– Никто меня не узнал, – похвастался он. – В этом вообще своя драма. Я патологически невидим.
– Но в высшей степени слышны.
Она остановилась.
– Ладно. Но уйдемте с танцпола, прошу вас. Иначе патрон нас засечет.
Хэдли потянула его за рукав, но, когда они уже были у стойки бара, зазвучала музыка
– Вас не стошнит? – встревожилась она. – Вы что-то зеленый.
– Не беспокойтесь. Я крепко держу жалкие восемь двойных скотчей, которые принял перед тем, как идти сюда. Как и пять тройных, добавленных по дороге… Нет, во всем виноват проклятый чай с лимоном, который я выпил, пока ждал вас.
Она сделала испуганное лицо. Он прыснул.
– Шучу. Ни капли после нашего последнего танца. Я зеленый, потому что плохо переварил апперкот того психа.
И в этот самый миг его хлопнули сзади по плечу.
– Я хочу потанцевать с мадемуазель.
Перед ними стоял Галстук Индиго, улыбаясь во весь рот. Хэдли тоненько, по-мышиному пискнула:
– Прошу вас…
– Она занята, вы же видите.
Первым делом Чак Доусон-Эймс ответил улыбкой на улыбку Галстука Индиго. Потом так же уверенно ответил ударом на его удар.
К несказанному ужасу Хэдли, Галстук Индиго полетел, как в замедленной съемке, и грохнулся на стул. Зазвенела посуда, парочки (те же самые?) завизжали.
И абсурдным факсимиле повторяющегося кошмара вновь появился надрывающий глотку мистер Акавива в сопровождении верного Людвига.
16. Strange drink[108]