Танец с Фредом Астером

– Вы с ними не знакомы, Артемисия? – удивлялась Хайди Уортон, смеясь воркующим смехом горлицы. – Тогда вам надо знать, что одна сестра зануда, а другая бесстыдница.

– Знайте также, Митци, – шепнул ей Бо, – что близняшки Латимер отзываются на имена Пруденс и Маргарет.

– Так вот, в тот день, – продолжала Хайди, – мисс Латимер-Бесстыдница прогуливается в Центральном парке, и с ней заговаривает незнакомец. Я не знаю, о чём они беседовали и чем занимались, но потом незнакомец незамеченным последовал за ней до ее дома. Он записал адрес. Два дня спустя он звонит в ее дверь. Она открывает. Он держит пламенную речь: после их встречи в парке он думал о ней не переставая, ему дорого каждое слово, которое она шептала в тот день, эти слова пробудили в нем надежды и так далее, и тому подобное. Он говорит, говорит и вдруг хвать ее – и целует! Он не знал, что это была не мисс Латимер-Бесстыдница, а мисс Латимер-Зануда. Она…

– В губы? – смеясь, воскликнула Артемисия. – По-настоящему, с языком?

Хайди моргнула длинными ресницами. Ошеломленно покосилась на остальных. Мюррей поспешил налить воды в стакан своей новоиспеченной супруги, та выпила и поперхнулась, Фейт глупо прыснула в митенку. Барбара залюбовалась росписью на потолке. Бо криво улыбнулся в бороду. Один только Нельсон от души рассмеялся.

– Можно предположить, – вздохнула наконец Хайди. – Короче. Мисс Латимер-Зануда схватила часы с маятником, стоявшие за ее спиной, и пришибла бедолагу.

Все вежливо посмеялись. Хайди еще раз вздохнула. Бесцеремонное вторжение Артемисии с ее пошлым вопросом испортило эффектный конец ее рассказа.

– Выпьем лимонада за хорошую шутку, – сказала Фейт.

– Коль скоро речь зашла о часах, а мы на вокзале, – начал Стерлинг Крейн с ноткой педантизма, – я знаю уморительную историю про двух пассажиров в поезде… Один спрашивает второго: «Который час?» Тот отвечает: «Вторник». Тогда первый говорит: «Спасибо. Мне здесь выходить».

Он засмеялся. Все улыбнулись. Кроме Артемисии.

– А дальше? – спросила она.

– Всё. История закончена, – отозвалась с раздражением Барбара, которая вообще заговаривала с ней редко.

Тут, к счастью, у входа в «Саварен» протрубил рожок. Через зал ожидания достойные путешественники проследовали за шестнадцатью красными кепи с фанфарами к платформе № 4, где новенький с иголочки «Бродвей Лимитед» ждал их, нервно подрагивая, как молодой дог в наморднике.

Толпа была веселая, говорливая, богатая и по большей части обеспокоенная. Многие пассажиры ехали на поезде впервые. Тем, у кого был билет до конечной станции – Чикаго, предстояла ночь в поезде, то есть больше двадцати часов пути.

На перроне напудренная молодая женщина с пунцовыми щеками пела песню. Под высокими металлическими сводами ее голос отдавался гулким эхом, словно из глубины аквариума:

Говорят, румянить щеки гадко,
И поводить плечами, и бедрами вилять,
А я, девица, вам отвечу: «Хочу быть гадкой!»
Говорят, соблазнять мужчин гадко,
До полудня в постели валяться тоже,
А мой ответ: «Хочу быть гадкой!»
Что делать, если я полна сил и здоровья?
Знайте все, мой девиз: «Хочу быть гадкой!»

Перед тем как сесть, они купили у разносчика пакетики драже и леденцов. Артемисия выбрала себе мятные – по утрам ее тошнило.

У них с Нельсоном были билеты в пульмановский вагон, который назывался «Таймс-сквер». Название очаровало Артемисию, но в еще больший восторг привело ее купе, отделанное красным деревом, и чудесная кушеточка с перкалевыми простынями цвета слоновой кости. Нельсон занимал такое же соседнее.

На столике Артемисия обнаружила укутанную белой салфеткой бутылку в хрустальном ведерке и два высоких бокала. Она постучалась в купе Нельсона, чтобы чокнуться с ним.

Он что-то писал и прервался, когда она вошла. Отложил ручку, завинтил крышку дорожной чернильницы.

– Опять ваши таинственные тетради, – прошептала она, устраиваясь у него на коленях. – Я долго думала, что это одна и та же, они все переплетены в светлый сафьян. С кремовыми страницами. И коричневой кожаной застежкой. Что вы там пишете такого серьезного?

Прежде чем ответить, Нельсон обнял ее и долго целовал.

– Про жизнь, – сказал он наконец. – Про меня. Про вас. Про наш завтрак в «Саварене». Про фанфары. Про певицу, которая так хочет быть гадкой. Про этот поезд. Про скопище дураков, которые едут с нами. И еще про вас. И всегда про вас.

– Про меня, когда я вас целую, к примеру? – прошептала она, подкрепив слова делом.

– К примеру.

– Так это интимный дневник?

– Скажем так, путевой дневник. Разве жизнь – не путешествие?

– Вы правда пишете там про меня?

– По большей части. Вы забыли, Митци, что вот уже два года мы путешествуем по жизни вместе?

Ее сердце забилось чаще.

– Ты бы хотел, чтобы это путешествие продолжалось? – спросила она едва слышно. – Чтобы оно длилось… всю жизнь?