Она ответила кислой улыбкой и удалилась, чтобы съесть сандвич в тишине на террасе с сосновыми перилами. Джослин вышел следом почти сразу, угощаясь жареной кукурузой.
– Забавные друзья у Космо. Правда?
Она пожала плечиком и ничего не сказала. Глаза ее были устремлены в темную долину, раскинувшуюся у их ног.
– Знаешь старую шутку? Если так красиво внизу, наверх не стоит и соваться.
– Во всяком случае, никакого рыжего продавца ножей на горизонте, – сменил он тему, силясь постичь ее иронию. – И ни одной собаки. Я видел только сову, она…
– Думаешь, очень остроумно?
Дидо раздраженно вздохнула и со злостью вонзила зубы в сандвич.
– Дуешься? – спросил он, взяв ее за плечо.
Она высвободилась.
– Ничего я не дуюсь. Я не люблю эту элиту Новой Англии. Вот и всё. Слишком золотая молодежь со своими фетишами – Лига Плюща, Альфа, Каппа, доллар и всё такое прочее. Я тебе уже говорила.
Джослин выдержал паузу, сгрыз несколько зерен.
– Твой Джеффри такой же золотой мальчик из Лиги Плюща, – заметил он нейтральным тоном.
Она так и вскинулась.
– Ничего подобного! У Джеффри есть убеждения. Он-то не плывет по течению на родительские деньги. С ним интересно, у него такая душа… особенная. И он не
– Особенная душа? – повторил он, задетый за живое.
– Он хочет изменить мир, сделать его лучше. Такие вот жизненные планы, ты можешь назвать прекраснее? Ох, оставим это.
Джослин поискал, куда бы выбросить недоеденный початок, который ему расхотелось доедать. Ничего не найдя, он оставил его в пепельнице.
– Принести тебе содовой?
– Спасибо. Мне не хочется.
Он вздохнул, глядя на обгрызенный початок в слишком маленькой для него пепельнице.
– Я не умею танцевать сквэр-данс. Научишь меня?
Он потянул ее за руку. Дидо заартачилась.
Он подхватил ее, упирающуюся, и увел в зал.
24. Mañana (is soon enough for me)[149]
Назавтра денек выдался просто изумительный. Под голубым, словно промытым небом заснеженные горы подмигивали солнечными зайчиками всякому, кто удостаивал их вниманием.
Джослин не умел кататься на лыжах, но это было как с катком: через час у него уже вполне сносно получалось. Он часто падал, тискался с Дидо в ледяной каше и визжал от счастья.
За обедом они распределили обязанности: Космо бил яйца, Дидо их взбивала, а Джослин жарил на большой чугунной сковороде. Потом они снова вышли в горы, катались на лыжах, на санках, заглянули в отель, где у колоссальной печи поели в компании Лиги Плюща блинчиков с лакрицей, а также отведали местного фирменного кушанья: миски наполнялись снегом, и на него половниками лился горячий кленовый сироп. Масса обжигала и холодила, и глотать ее надо было быстро. Даже Дидо развеселилась, и день пролетел стремительно.
Когда они вернулись, «паккард-универсал» стоял у шале в исправности. Они поехали к Олдосу, чтобы поблагодарить его и купить хлеба, стейков и масла. На обратном пути стемнело.
Космо напек блинчиков и почистил всё, что надо было почистить. Джослин пожарил стейки и картошку. Дидо сообщила, что нужны дрова, и вызвалась сходить за ними.
Она вышла с корзинкой в светлую ночь. Месяц на небе был тоненький, с заостренными кончиками, как на картинке Уолта Диснея. После солнечного дня слежавшийся снег хрустел под ногами.
Дидо тщательно распределила полешки, набрала маленьких и побольше. Наполнив корзинку, вдохнула колючий морозный воздух. Скрестив руки, растерла локти и плечи: на ней был только свитер, и даже шарф повязать она забыла.
Так она стояла неподвижно, обнимая собственную тень, под луной Уолта Диснея, и вдруг почувствовала, что рядом кто-то есть. Она обернулась. Он стоял и тоже смотрел вверх.
– Луна как из мультфильма, – сказал Космо.
Она улыбнулась украдкой:
– Прекрасный был уик-энд. Только слишком короткий.
– Правда? По тебе я бы этого не сказал. Я счастлив, что ты так думаешь.
Он подбирался всё ближе к ней, по-прежнему задрав нос кверху.
– Когда луна прячется над плывущими облаками, кажется, что это она бежит.
– Да.
Они помолчали. Вдруг он спросил:
– Я ведь не нравлюсь тебе, правда?
Она поджала губы, глядя на него искоса.
– А ты мне очень нравишься, – продолжал Космо. – Еще с новогоднего бала.
Он повернулся и вдруг обнял ее. Дидо запрокинула голову. Он смотрел на нее молча. Высокий воротник его свитера пропах дымом кленовых дров. Она не стала противиться поцелую.
В первый раз он поцеловал ее со знанием дела, даже с опытом, губы были подвижные, дерзкие, нос-туфелька принимал активное участие. Второй поцелуй, последовавший почти сразу за первым, был спокойнее и от этого еще слаще, к тому же с преамбулой. Дидо оттолкнула Космо в каком-то оцепенении, словно видела себя со стороны.
– Если хочешь извиниться, – тихо сказала она, – еще не поздно.
Голос ее чуть дрожал. Он поднял корзину с дровами.
– Я извинился бы, если бы было о чём жалеть.
Дидо держала руки опущенными вдоль тела, сжав кулаки, будто они были неподъемно тяжелы.
– Ты мне не нравишься, – вздохнула она, – но мне нравятся твои поцелуи.
И, развернувшись, быстрым шагом пошла в сторону шале.
Ей было ужасно холодно.
Ей было чертовски жарко.