Тельце

Дома жена рыдала. Сначала она не признала меня, так плохо я выглядел. Меня начало рвать, то ли кровью то ли слюной с яблоками. Жена предложила раздеть меня, но я чуть ли не с криками отказался. Не хотел, чтобы она увидела мой шрам. Я заперся в ванной, разделся и офигел – пореза будто и вовсе не было! Кожа, как она есть, только выбрита. Красивый был порез, скучать по нему не собирался. Закутавшись в одеяла, я уснул. Жена говорила, что я бредил, бубнил имена и пытался кричать, но голоса не хватало. Ее сильно напугала моя шея и на следующий день она записала меня в частную клинику недалеко от дома. Врач отличился черным юмором и чрезмерной вспыльчивостью. Стоило мне зайти он спросил почему я вообще стою на ногах. Дыхнул – а вы точно внутри не сдохли? Его цинизм провоцировал меня держаться, бороться с самим собой. Сделали ренген шеи – ничего не нашли. Пустота. Врач предложил зайти к онкологам на всякий случай, но потом передумал: его смущали белые пятна, блики лампы на его столе. Наверное, у Лизы был подобный врач. Я помню, как ходил вместе с ней к онкологу. Мы шли по улице, и она попросила купить ей сигарет. Меня это возмутило: «Как ты смеешь курить в своем состоянии?». Она засмеялась и холодно ответила:

– Либо это правда рак, и я умру так и так, почему бы не покурить? Если нет – буду курить дальше, чего бояться?

Такие молодые слова, безрассудные, детские если быть точным. Правда в них была. Детская, радикальная, но правда. Чего уж терять? Жизнь? Ее так и так заберут. Деньги? Если по-настоящему хочется – возьмет свое в любом случае. Удивительно, что я смог увидеть это иначе. Критически. поставив себя на ее место. Смерть нас сблизила, конечно. В ней оставалась вера в выздоровление, непризнание болезни. Иначе она бы уже давно улетела куда подальше, наслаждаться последними роковыми деньками.

Несколько дней я лежал дома и жалел себя. Плевался и дохал. На работе меня не искали – я сообщил коллегам о болезни. Жена сидела надо мной и все пыталась понять, как со мной могла сотворить обыкновенная простуда такое. Голос постепенно начал возвращаться, температура спала, рвота прошла. Время спустя я был как огурчик. Хорошо, что я не умер. Нет, не так.

Я не умер. Или даже так:

Не умер.

11.

На работе все изменилось и одновременно все осталось прежним. Столы завалены, люди напряженные, кипит и бурлит. Бычки тлеют, кондиционеры шумят. Ничего нового. Люди вокруг только, кажется, стали иными. Будто призраки, они парили вокруг на цепях своих дел. И неделю бы назад я цепях этих запутался бы, подавился бы. Я легко перешагивал через них, не обращал внимания. Волнение пропало, с ним и вовлеченность. Стол потерял значение рабочего места, он обрел себя обратно – стал ебучим столом. Коллеги перестали казаться командой, они преобразились в людей. Такие резкие изменений не прошли незамеченными, и первым это заметил Кирилл.

– Игорь, – обратился он ко мне, – ты как съездил? У тебя все хорошо?

– Все ок. А ты?

– В порядке, тут много чего произошло пока тебя не было. У Руслана, вот, лучший друг умер, коллега наш. И никто не говорит, почему. Семен Юрьевич сердечный пережил, лежит дома отходит. Даша ушла, Аня вот тоже шепчется.

– Ладно.

– Что у тебя с голосом, братан, – Кирилл положил руку на мое плечо, и я резко вскочил, – ты чего?

– Это болезнь, кхм, – я прокашлялся; действительно, мой голос стал несколько ниже. – Еще горло не прошло. Аня так и сказала, что уходит? Мне стоит с ней поговорить?

– Наверное нет, но…

Дослушивать не стал. Аня сидела на своем рабочем месте и листала документы. Моя тень упала на нее, миниатюрную. Она была последним человеком, из списка тех, кто мог уйти из компании. Деньги получала неплохие, работа была простая, ненапряжная. Аня посмотрела на меня. Я забыл ее лицо, покрылся краской, будто впервые увидел эти маленькие губы, скулы и рыжие кудри. Мне нравилось на нее смотреть, нравилось, когда он пробегала мимо с пачкой бумаг, и, сказать по правде, я всегда был рад ей помочь. Уронит она папку, бумаги разлетятся, и я, рыцарь в белом воротнике, появляюсь из-за угла и помогу ей собрать все.

– Аня, здравствуй.

– Привет, Игорь, – поздоровалась она, не отрывая от бумаг. – Как отдохнул?

– Я не отдыхал. Скажи мне, пожалуйста, это правда, что ты собралась уходить?

– Кирилл уже всем успел рассказать? Да, я давно думаю над этим.

– Почему?

– Потому что я устала, потому что никто не прислушивается ко мне. Потому что я делаю так много всего, а это игнорируется, будто меня одну волнует состояние этой компании. Я могу и дальше сидеть на попе ровно, не двигаться, как мужчинам нравится, мило улыбаться и ждать, пока огонь разгорится.

– Ты считаешь, что тебя не ценят здесь?

– Естественно. Если ты пришел меня держать, то ты оставь эту идею.

– Я хотел поддержать тебя

Она оторвала глаза от стола и удивленно рассмотрела меня.

– Ты плохо выглядишь. Что стряслось? Погоди, я не поняла, ты серьезно не собираешься меня отговаривать? Ты тоже уходишь?

– Нет.