– Я ее не видела несколько месяцев. Мы не общались, сейчас посмотрю, с… с… Боже, шесть месяцев я достучаться до нее не могу! Она будто сквозь землю провалилась, но все равно рядом. На улицах ее иногда встречаю.
– Да ладно?
– Мне кажется. Галюны, должно быть. Смотрю в проезжающий поезд, а там она от меня отворачивается. Иду по улице и вижу ее волосы среди толпы. Слышу голоса, и там один ее не дает виду, оттого и самый громкий. Про волосы-то смешно. В последнюю встречу я ее видела. Обрилась. Говорит, ей так нравится, и парню тоже. Чудные волосы. Я их потом нашла и до сих пор храню.
– Крипово это, Власа, пугает.
– Да не ссы ты, – она ударила Коля кулаком в плечо; слегка, играючи. – Куда деваться?
– Она ни с того ни с сего пропала?
– На самом деле, если быть честной, там очень длинная цепочка событий, которую вряд ли тебе было бы интересно выслушивать.
– Я вытерпел того мужика. С тобой хотя бы мы в одной исторической эпохе.
– Да что ты? Он же не такой старый. Но время летит быстро, да-да-да, я понимаю. Окей, я тебе по пути расскажу. А ты мне, пока идем, скажешь, зачем тебе слушать незнакомых людей.
– Чтобы потом о них писать?
– Дурак. Может, я тебе вру. Так даже лучше, да? – Власа ехидно улыбнулась. – Хрен с тобой. История такая. Давным-давно моя подруга внезапно пришла к мнению, что она художник. Человек искусства и подобные бредни. Мы тогда с ней были в нестандартных отношениях, и я пыталась ей помочь. Рылась в интернете на эту тему, пыталась тоже быть в теме. У нее глаза полыхали, а выходило, мягко говоря, отстойно. А как я ей скажу, что это плохо? Она и так мнительная, себе на уме. Абстрактные рисунки, мазня. Как бы сильно я ее ни любила, но признать подобное искусство было выше моих сил. Мое безразличие, за которым я скрывала поддержку, на ней отразилось грустью. Близкий человек отказывается смотреть, как ты душу изливаешь… Как тут не расстроиться?
И тут – о чудо! – прекрасный день. Маша, так ее зовут, возвращается с выставки, полная счастья. Сказала, что познакомилась там с каким-то молодым человеком, разговорилась, и тот предложил ей помочь в нахождении себя, наставлении на правильный путь. Отлично, думала я, вот у нее появился учитель. Он-то ее на чистую воду выведет, скажет то, что я боюсь сказать, и она прибежит как милая в поисках утешения. Виделись они сначала редко, раз в неделю максимум. О каждой их встрече Маша рассказывала с пеной изо рта. И вот он ей показал, как по камню работать, и как правильно цвета смешивать, и как материалы правильно подбирать, и кучу другой фигни. Книги ей давал. Коля, я никогда в жизни не видела, чтобы она читала или говорила о литературе. Но после его слов, будто под гипнозом, ночами читала и по утрам мне рассказывала. «Знаешь ли ты то… Знаешь ли ты это…» Дурочкой меня выставляла, хвасталась свежими знаниями. Сдерживалась, молчала. Пару раз ругались, но ничего серьезного. Маша ведь тонкая натура. Крикнешь – сломается, погубит себя. В детстве баловалась тем, что резала себя, трогала там, о чем в детстве не думаешь.
Маша после школы поступила в художественную школу. Я была не в себе от злости! Почему? Потому что она свою жизнь на какую-то чушь собралась просрать. Но она меня слушать даже не хотела, потому что Вася, истинный художник, заболтал ей голову истинным потенциалом. Все, решила я, этот чувак – сектант, никак иначе. Подсмотрела его контакты, созвонилась и предложила встретиться. Блаженный голосок, будто укуренный. Встретились. Внешне – не от мира нашего. В тряпье, на теле мешок картошки висит – прожженное окурками пальто, джинсы в дырках. Встретились, и говорю: «Давайте где-нибудь приземлимся. Кофе выпьем». – «Нет». – «А пиво?» – «Нет». – «Может, поедим?» – «Я не ем». Понимаешь? Сначала мне показалось, что он со мной разговаривать не хочет, но зачем тогда на встречу соглашаться? Мы с ним почти молча дошли до Нескучного Сада, и там меня передернуло. Я высказала все, что думаю о Маше, наших отношениях и моем мнении о ее художествах. Он спокойно выслушал, не отрывая от меня глаз. Даже страшновато стало. И потом он мне такое выдает… Могу ошибиться в формулировках, но суть ясна: «Власа, нельзя сказать, кто человек искусства, а кто нет. Выражать себя – еще не значит быть художником. Это практика, работа над собой. Способ смириться с жизнь, отпустить лишнее, отдать в небытие обиды. Сейчас вы просто ставите под сомнение возможность вашей подруги достичь этого. Иными словами, обременяете на постоянное кипение. Она сама приходит ко мне, и, насколько вам известно, в отличие от сект и церкви я с нее ничего не прошу. Ей интересна глина – она приносит глину, дерево – дерево. Надо высказать мысль – я повторяю ее с ней, чтобы мы оба поняли. Вы подумайте. Если бы у нее все было действительно так хорошо, чтобы не даже думать об этом; если бы у нее были люди – мусорные баки – в которые сливается пережитое, стала бы она видеться со мной?»