Темная башня

– Похоже на то, – согласился Скудамур, – и, возможно, для нас с тобой, любимая, это ничуть не лучше, чем если бы они победили. Тот человек вернется с минуты на минуту. И что же мне делать с тобой? Позволят ли мне оставить тебя здесь – теперь, когда я тебя не ужалил?

– Если ты им скажешь, что я не гожусь для служения Великому Мозгу, меня предадут огню.

Эти слова разом вернули Скудамура к реальности. Второй раз он этих тварей «нашими» уже не назвал бы.

– Но что, если я потребую оставить тебя здесь – так, как есть?

Камилла изумленно воззрилась на него.

[Здесь в рукописи не хватает страницы 49.]

жалкий народ.

– Допустим, допустим. А еще, вероятно, народ нетерпимый, завистливый и злобный.

– Ты все время учишь меня говорить такое, о чем мы не смели и думать.

– Тише! – оборвал ее Скудамур. Дверь снова открылась, и появился все тот же прислужник в черном.

– Радуйся, Владыка, – начал он, опускаясь на одно колено. – Ты одолел варваров и посеял средь них ужас своим именем – чего и следовало ожидать!

– Рассказывай, – велел Скудамур.

– Они явились из леса, с севера, – поведал прислужник, – они мчались галопом так быстро, что твои разведчики едва поспели сюда раньше них; они обрушились на нас раньше, чем войска построились в боевой порядок. Они подскакали к северным вратам; некоторые спешились; они использовали срубленное дерево как таран. Они словно бы не замечали рабочих, которые, вооружившись чем придется, бросились на них. Всадники скорее угрожали им, нежели сражались всерьез, а когда рабочих не удалось сдержать угрозами, Всадники наносили удары не в полную силу и даже просто древками копий, как глупцы. Почти никого не убили. Другое дело, когда подоспело войско. Белые Всадники атаковали наших воинов копьями и дважды отбрасывали назад. А потом словно бы пали духом и в третий раз атаковать не стали. Они перестали таранить ворота, собрались вместе, их вождь прокричал воззвание. И Всадники бежали.

По виду прислужника Скудамур понял, что сам он в битве не участвовал. А еще ему подумалось, что у иновременников странные представления о том, что такое победа.

– Что говорилось в воззвании? – спросил он.

Прислужник заметно смутился.

– Не подобает… – пролепетал он. – Не подобает произносить кощунства столь гнусные.

– Что говорилось в воззвании? – тем же тоном повторил Скудамур.

– Владыка Темной Башни, конечно же, предпочел бы выслушать воззвание наедине, – проговорил прислужник, в очередной раз оглядываясь на Камиллу. И, набравшись храбрости, добавил: – А эта женщина, Владыка? Она ведь еще не испила всей полноты жизни? Несомненно, Владыку прервало появление Всадников.

– Она не вкусит всей полноты жизни – пока что, – храбро заявил Скудамур.

– Значит, ее в огонь? – равнодушно осведомился прислужник.

– Нет, – отозвался Скудамур, изо всех сил стараясь, чтобы голос его звучал абсолютно бесстрастно. – У меня есть для нее другая работа. Она останется здесь, в моих покоях, и – запомни! – обращаться с ней надлежит не хуже, чем со мной.

Скудамур пожалел о последних словах, едва они сорвались с языка: куда мудрее было бы выказать равнодушие, подумал он. В лице собеседника не читалось ровным счетом ничего. Надо думать, прислужник решил, что Владыка предназначает Камиллу себе в любовницы; Скудамур был почти уверен, что в общественной системе Иновременья о желаниях девушки никто не спросит; но он не знал, насколько такое в характере Жалоносца.

– Слушаю и повинуюсь. – Прислужник, поднявшись, открыл дверь и жестом поманил за собою Камиллу. Это в планы молодых людей не входило, но обменяться даже несколькими словами они не могли. Любой ценой следовало избежать лишних подозрений. Камилла чуть замешкалась – и вышла из комнаты.

Скудамур остался один. Напряжение последнего часа разом дало о себе знать: ноги подкосились, он рухнул в кресло. И попытался обдумать следующий ход. Если бы только голова так не болела!

Передышка продлилась лишь несколько минут; прислужник возвратился. Он снова преклонил колена, но интонации его голоса неуловимым образом изменились.

– Как я и говорил, нашим пришлось тяжко. Всадники, как всегда, пытались щадить рабочих, а рабочим совершенно не хотелось подставлять грудь под копья. Подоспели дергунчики, а толку-то? Они словно не понимают, что не надо лезть под копыта коней. Что бы мы ни делали, они не могут двигаться по-человечески и менять направление. Куда их направишь, туда и идут – все вперед, не сворачивая.

– А что там насчет воззвания?

– О, да они везде объявляют одно и то же: мол, кто к ним придет – да простит меня Владыка Башни, – кто придет к ним с жалом, вырванным из головы Единорога, того ждет добрый прием – и его самого, и всех, кто с ним; он обретет почет и власть. Боюсь, многие это слышали.

– Неважно, – обронил Скудамур. Это многозначительное замечание с легкостью сорвалось у него с языка и отлично подошло к ситуации; но что тут можно еще сказать, Скудамур не знал.

– А эта женщина, Владыка? – осторожно поинтересовался прислужник.

– Что женщина? – переспросил Скудамур.