Темная башня

Одного лишь Капитана крик застал, так сказать, за ничегонеделанием. Точнее, он (как обычно) пытался перестать думать о Клер и заняться наконец корабельным журналом. Между ним и Клер – сорок миллионов миль, а она все продолжает его отвлекать. Абсурд какой-то. «…Понадобились бы все свободные руки», – написал Капитан. Руки… его собственные руки, руки, руки, словно наделенные зрением, скользят по тепло-прохладному, мягко-упругому, гладкому, податливому, сопротивляющемуся, живому… «Отстань, родная, будь так добра», – попросил он, обращаясь к фотографии на столике. И – снова вернулся к журналу, и некоторое время писал, пока не дошел до роковых слов: «…вызывали у меня некоторое беспокойство». Беспокойство – о Боже, что сейчас с Клер? Откуда ему знать, жива ли она? Ведь все что угодно могло случиться. Дурак он был, что согласился на эту работу. Да кто еще на такое пошел бы – сразу после свадьбы? Но тогда решение казалось таким разумным. Три года мучительной разлуки, а потом… о, у них же вся жизнь впереди. Ему пообещали должность, о которой он еще несколько месяцев назад и мечтать не смел. Больше не понадобится летать в космос. Плюс все эти дополнительные бонусы: лекции, книга, может, даже титул. Много детишек. Он знал, она мечтает о детях, и, каким-то непостижимым образом (как он постепенно обнаруживал), он – тоже. Черт подери, журнал! Начать новый абзац… и тут раздался крик.

Кричал один из двух молодых техников. Они были вместе с самого обеда. По крайней мере, Патерсон стоял на пороге Диксоновой каюты, переминаясь с ноги на ногу и дергая дверь туда-сюда, а Диксон сидел на койке и ждал, пока Патерсон уберется прочь.

– О чем ты, Патерсон? – спрашивал он. – Какая такая ссора?

– Знаешь, давай начистоту, Бобби, – нудел второй, – мы ж были неразлейвода, а что сейчас? Ты сам видишь: все не так. Я ж не слепой. Я же просил называть меня Клиффордом. И ты всегда такой неприветливый – прямо не подступись.

– Да иди ты к черту! – рявкнул Диксон. – Я готов быть добрым другом и тебе, и кому угодно еще, но по-нормальному! Всей этой сентиментальщины я не потерплю – мы ж не девчонки-школьницы! Раз и навсегда…

– Ой, смотри, смотри, да смотри же! – оживился Патерсон.

Тут Диксон и заорал, а Капитан кинулся к колоколу; не прошло и двадцати секунд, как все уже столпились у самого большого окна. В ста пятидесяти ярдах[185] от лагеря только что совершил посадку космический корабль – великолепное было зрелище!

– Ой батюшки! – воскликнул Диксон. – Смена прибыла досрочно!

– Черт их подери. Кто бы усомнился! – фыркнул Ботаник.

По трапу спустились пятеро. Даже в космических скафандрах было видно, что один из них непомерно толст; более ничего примечательного в новоприбывших не было.

– Открыть шлюзовую камеру, – распорядился Капитан.

По кругу пустили напитки из ограниченных командных запасов. Как оказалось, возглавлял новоприбывших старый приятель Капитана, Фергюсон. С ним было двое ничем не примечательных, довольно приятных молодых людей. Но еще двое?..

– Не вполне понимаю, – промолвил капитан, – кто такие… Ну то есть, мы вам всем очень рады, но что происходит?..

– А где ж остальные? – спросил Фергюсон.

– Боюсь, у нас потери, – объяснил Капитан. – Двоих мы недосчитались – Саквилля и доктора Бертона. Так неудачно получилось! Саквилль попробовал пожевать ту дрянь, что мы называем марсианским салатом. Пяти минут не прошло, как он впал в помешательство и полез драться. Сбил с ног Бертона, и надо ж было такому несчастью приключиться – Бертон неудачно упал, ударился вон об тот стол и сломал себе шею. Саквилля мы привязали к койке, но еще до ночи он скончался.

– У него что, мозгов не хватило сперва опробовать этот ваш «салат» на морской свинке? – не поверил Фергюсон.

– Хватило, – объяснил Ботаник. – В том-то и беда. Как ни смешно, морская свинка выжила. Только вела себя странно. Саквилль ошибочно предположил в «салате» содержание спирта. Решил, что изобрел новый алкогольный напиток. Печаль в том, что, раз Бертон погиб, никто из нас не мог провести патологоанатомическое вскрытие трупа Саквилля. Анализы тканей этого растения показывают…

– Ага-ааа! – перебил один из новоприбывших, что до сих пор хранил молчание. – Только не надо упрощать! Не думаю, что подлинная причина заключается в составе растения. Есть также стрессы и перегрузки. Вы все, сами того не сознавая, находитесь в эмоционально неустойчивом состоянии, в силу причин, самоочевидных для любого грамотного психолога.

Кое-кто из присутствующих до сих пор не мог понять, какого это существо пола. Волосы – коротко подстрижены, нос – длинный, губы – чопорно поджаты, подбородок – острый, манеры – властные. Голос выдал в ней – с научной точки зрения – женщину. Зато насчет пола ее толстухи-соседки не сомневался никто.

– Ох, дорогуша, только не сейчас, а? – пропыхтела она. – Честно скажу, я прям с ног валюсь, прям даже и не знаю, на каком я свете; хватит, или я завизжу. А что, у вас тут портвейна с лимончиком не найдется? Нет? Ну, тогда капелюшечку джина. Не подумайте плохо: желудок что-то пошаливает.