Темная башня

Говорившая была самой что ни на есть женщиной, причем лет семидесяти. Волосы ее, не слишком умело окрашенные, оттенком напоминали горчицу. Пудра (аромат столь мощный сшиб бы с рельс поезд) снежными сугробами замела прихотливые долины ее морщинистого лица с несколькими подбородками.

– Стоп! – взревел Фергюсон. – Ни в коем случае не давать ей больше ни капли!

– Сердца у него нету, вот что, – всхлипнула старуха и плотоядно воззрилась на Диксона.

– Прошу прощения, – вмешался Капитан. – Кто эти… эгм… дамы и что вообще происходит?

– Я как раз собиралась объяснить, – объявила Тощая, откашлявшись. – Все, кто в курсе последних тенденций в том, что касается мирового общественного мнения о проблемах психологического благополучия в контексте межпланетных сообщений, понимают, что столь стремительный прогресс неизбежно требует от нас масштабной идеологической адаптации. На данный момент психологи со всей отчетливостью осознали, что насильственное подавление мощных биологических инстинктов в течение длительного периода времени чревато непредвиденными последствиями. Пионеры космических перелетов подвергаются серьезной опасности. Негуманно было бы допустить, чтобы надуманная этика помешала нам защитить их. Потому мы должны набраться мужества и признать, что так называемая аморальность перестает восприниматься как нечто неэтичное…

– Ни слова не понял, – промолвил Монах.

– Она имеет в виду, – перевел Капитан, прирожденный лингвист, – что так называемый блуд больше не считается аморальным.

– Так и есть, дорогуша, – подтвердила Толстуха, обращаясь к Диксону, – она просто хочет сказать, что бедному мальчишечке время от времени нужна женщина. Это ж только естественно.

– Так что возникла необходимость в группе самоотверженных женщин, которые отважатся сделать первый шаг, – вещала Тощая. – Это, несомненно, обречет их на осуждение в глазах невежд. Но поддержкой им станет сознание того, что они исполняют жизненно необходимую функцию в истории человеческого прогресса.

– Она хочет сказать, к вам приехали девочки, миленочек, – объяснила Толстуха Диксону.

– Вот это дело! – с энтузиазмом воскликнул он. – Поздновато, конечно, но лучше поздно, чем никогда. А сколько их? – корабль у вас небольшой, много явно не поместится. Но почему вы не привели их с собой? Они сейчас придут, да?

– Мы не станем утверждать, – продолжала Тощая, по всей видимости, даже не заметив, что ее перебили, – что на наш призыв откликнулись должным образом. Штат первого подразделения Квалифицированной Радикальной Объединенной Высшей Афродизио-Терапевтической Компенсационной Ассоциации (сокращенно КРОВАТКА), возможно, не вполне… ну да ладно. Многие во всех отношениях замечательные женщины, мои университетские коллеги, в том числе и старшего уровня, к которым я обращалась, показали себя рабами условностей. Но по крайней мере, начало было положено. И вот они мы, – бодро закончила она.

Сорок секунд все потрясенно молчали: да, вот они они, и ведь не поспоришь. И тут Диксон, который уже какое-то время кривился и гримасничал, вдруг покраснел как рак; он схватился за носовой платок, зафыркал, точно изо всех сил пытался не чихнуть, резко встал, повернулся спиной к собравшимся и закрыл лицо руками. Он стоял, чуть сгорбившись; плечи его вздрагивали.

Патерсон вскочил и бросился к нему. Но поднялась и Толстуха – покрякивая и сотрясаясь всем телом.

– Пшел вон, педик, – рыкнула она на Патерсона. – Толку с вас, поганцев! – А в следующее мгновение ее громадные ручищи обхватили Диксона, и вся эта жаркая, колыхающаяся, материнская туша всосала его в себя.

– Ну что ты, что ты, сынок, – приговаривала Толстуха, – все будет хорошо. Не плачь, миленок. Не плачь. Бедный мальчик. Бедный ты мой мальчишечка. Уж я тебя приласкаю.

– Сдается мне, молодой человек смеется, а не плачет, – возразил Капитан.

На этой стадии Монах кротко предложил отобедать.

Несколько часов спустя команда временно рассредоточилась.

Диксон (невзирая на все его усилия, Толстуха умудрилась как-то занять место за столом рядом с ним и не раз и не два хваталась за его стакан вместо своего), едва дожевав последний кусок, обратился к только что прибывшим техникам:

– А вы не покажете мне свой корабль?

Казалось бы, эти двое, просидевшие закупоренными в тесном корабле так долго и лишь несколько минут назад сбросившие космические скафандры, не захотят надевать вторые и возвращаться на первый. Во всяком случае, именно так считала Толстуха. «Ни-ни, – промурлыкала она. – Не егози, сынок. Они ж по горло сыты этим своим дурацким кораблем, прям как я. Слышь, неча тебе бегать на полный желудок». Но двое молодых техников оказались на диво услужливы.

– Конечно. Я как раз хотел предложить вам небольшую экскурсию, – откликнулся первый.

– Да я ж завсегда, браток, – подхватил второй.

И все трое вылетели из шлюзовой камеры как пробка из бутылки.

Протопали по песку, поднялись по трапу, сняли шлемы – и:

– Какого черта вы притащили нам этих двух стервозин? – вопросил Диксон.