Темная магия оставляет шрамы (СИ)

Гермиона с дрожью вздыхает и оборачивается. Глаза заплаканные, нос краснеет, щеки все мокрые, но она все равно такая невозможно красивая, что сердце биться быстрее начинает от бешеной любви к ней.

— Правда? — сдвинув брови, негромко спрашивает она.

Северус наклоняется и, обхватив ее лицо ладонями, мягко целует в лоб и кончик носа.

— Разумеется, правда, — кивает он.

— Ты сделаешь это для меня? Даже в разгар рабочего дня во вторник? — интересуется она.

Северус мысленно чертыхается, потому что… О, Мерлин, работу ведь никто не отменял! Однако сейчас это последнее, что его интересует. Он отправит в Министерство сову с утра пораньше и прямым текстом напишет вышестоящему, что отсутствует по причине того, что «Арахисовый цвет для стульчика фортепиано — это важно».

И пусть его начальник понимает это так, как захочет.

— Даже в разгар рабочего дня во вторник, — обещает он. — Но при условии, что мы идем спать прямо сейчас.

Гермиона взвешивает все варианты, активно соображая. Северус поражается переменам в ее настроении и цепочкам мыслей. За нее будто двое думают, без шуток. Девушка вздыхает и смотрит на мужа.

— Арахисовую пасту с собой возьму, — она даже не спрашивает, просто ставит в известность, — с ней спится лучше.

Зачерпнув ложку из банки, Гермиона кладет ее в рот и протягивает руки Северусу. Он помогает ей встать, мягко целует в макушку и перед выходом взмахивает палочкой, открывая окно.

Проветрить комнату крайне необходимо.

Про ссору Гермиона забывает моментально, а ложку с пастой оставляет где-то по пути в комнату. Той ночью она даже решает не использовать свою подушку, и Северус улыбается, глядя в потолок, потому что сам спит плохо, но бережет сон Гермионы, поглаживая ее по спине и чувствуя аромат арахисовой пасты, пока жена крепко спит, забавно уткнувшись аккуратным носом ему в плечо.

Как бы то ни было, за семь месяцев поместье начинает играть новыми красками, всюду пахнет свежестью, жизнью и грядущими переменами.

— Принести что-нибудь? — спрашивает Северус, когда помогает ей сесть поудобнее на заднем дворе.

— Попить что-нибудь кислое, — подняв голову, отвечает она.

Северус кивает и оставляет на виске Гермионы теплый поцелуй.

— Сейчас принесу.

Гермиона дожидается, пока Северус скрывается в доме, и только тогда позволяет себе с дрожью выдохнуть и зажмуриться. Она опускает ладони на внушительного размера живот и старается дышать ровнее.

— Ну же, кроха, — просит она, — ты делаешь маме больно, полегче…

Продолжая что-то мурлыкать себе под нос, Гермиона замечает, что спазм постепенно отпускает. Дышать становится легче, а ноги больше не сводит. Она облегченно выдыхает и двумя быстрыми движениями стирает брызнувшие из глаз слезы.

В последнюю неделю спазмы становятся чаще, и она уже решает для себя завтра же съездить в Мунго, когда Северус уйдет на работу. Просто сегодня они ждут гостя, вот и всё.

Середина апреля стоит теплой, земля начинает прогреваться с каждым днем все сильнее, птиц становится все больше. В воздухе пахнет цветениями.

— Добавил мяты, как ты любишь, — садится в соседнее кресло Северус и протягивает Гермионе стакан.

— Спасибо, — благодарит она с улыбкой, принимая напиток.

Они сидят в приятной тишине какое-то время, после чего Гермиона крутит щиколоткой, чувствуя, как снова немного немеют пальцы. Северус замечает это сразу. Он без слов встает со своего места, пересаживается на край глубокого плетеного кресла Гермионы и кладет ее ноги себе на колени.

Гермиона улыбается, поглядывая на Северуса. Если бы ей сказали тринадцать лет назад, что Северус Снейп будет разминать ее отекшие лодыжки в то время, пока она носит под сердцем их общего ребенка, она бы знатно посмеялась в голос.

— Восстановим кровообращение, — начинает разминать он ее правую ступню по заученной, специальной методике.

Северус действительно интересуется этой областью медицины и даже посещает несколько лекций, потому что хочет создать Гермионе максимально комфортную зону, если это в его силах.

Гермиона хихикает.

— Щекотно, — забавно морщит она нос, и Северус старается эту точку на ступне больше не задевать.

В кроне тополя в очередной раз верещат птицы и следом звучит какой-то отрывистый звук, похожий на приглушенный крик банши. Северус оборачивается и чуть хмурит брови из-за солнца, глядя в угол участка.

— Много существ развелось в этой части Британии, не только птиц, — замечает он. — Травить надо.

— Брось, не стоит, — тут же реагирует Гермиона, — они чудно поют. Заметила недавно кого-то новенького. Маленькая такая птица, — пытается что-то изобразить руками девушка, — с голубым оперением. Таскает ветки наверх. Гнездуется, наверное, — предполагает она.

— С голубым, говоришь? — в задумчивости сминается линия губ Северуса. — Может, болтрушайка?

— Как? — не понимает Гермиона, нахмурив брови.

Северус оборачивается к супруге и берет в ладони ее левую ступню, продолжая массажные, неторопливые движения.