Темные завесы

Ее начало охватывать то легкое утреннее сожаление, что в чем-то сродни похмелью. Кэтрин лежала, стараясь не подвергать сомнению свое поведение, но неизбежный рациональный анализ случившегося упорно вторгался в мысли. Да, у нее давно уже никого не было. Гормоны легко взяли свое. Она была уязвима. Он – очарователен. Звезды сошлись. Кто станет винить девушку в том, что она потакает своим желаниям? Но не было ли тут и чего-то еще? Неужели она подсознательно включила защитный механизм в ответ на опасность в виде Уоррена Райта? Сделав упреждающий выстрел перед лицом шеренги подступающих к ней эмоций? Использовала Джека, чтобы оградить себя от одновременного страха и влечения к пожилому мужчине? В такого рода внутренних дебатах впору было окончательно запутаться. И ее телу было слишком уж хорошо. Ее чувства к Джеку не были надуманными, черт возьми. Физическое проявление их этой ночью лишь усилило их интенсивность.

Выскользнув из постели, Кэтрин подошла к его шкафу, чтобы что-нибудь надеть. Она не была готова стереть его запах душем и своей собственной одеждой дневной давности. Этим утром вполне можно немного расслабиться. Спокойно выпить кофейку, опоздать на работу, не беспокоясь о своем эндорфиновом сиянии. Как и следовало ожидать, одежда Джека была аккуратно разложена по цвету и стилю. Как и в остальной части его квартиры, все лежало на своих местах. Ей не хотелось брать что-то слишком уж свежее и наглаженное, поэтому Кэтрин схватила рубашку, которую он оставил на кресле возле кровати, и поднесла ее к лицу. Он присутствовал здесь в каждой морщинке и складочке. И стоило ей надеть ее, как все сомнения, которые она испытывала относительно своих вчерашних мотивов, рассеялись как дым.

Разобраться с его мудреной кофемашиной «Жура́» удалось не сразу, но эспрессо, который она в конце концов себе приготовила, основательно ее взбодрил. Кэтрин давно уже не ощущала себя столь ясной и четкой, и ей сразу припомнилась та уверенность в себе, которую она некогда испытывала по утрам, – то бесстрашие, которое двигало ею в начале карьеры.

«А еще тот эгоцентризм, который тебя и испортил», – напомнил ей другой голос, прежде чем она заткнула его.

Кэтрин присела к столу у окна, чтобы оставить Джеку ответную записку. Вчера вечером она намеревалась рассказать ему о том, что произошло в Елизаветинской, пока не вмешалась страсть. Может, так будет даже проще.

«Ну конечно, – предположил ее внутренний бес. – Таким образом, тебе не придется иметь дело с его реакцией. Если он реально разозлится из-за того, что ты копаешься в истории его семьи, то уже и близко к тебе не подойдет». – «Но это все-таки касается его матери и того, что с ней случилось, – мысленно отозвалась она в ответ. – Разве ему не хотелось бы об этом знать?»

Его письменный стол был девственно чист. А как же иначе? Ничего, кроме монитора «Эппл Ретина 5K», беспроводной клавиатуры «Лоджитек», отодвинутой в сторону, будто ею почти никогда не пользовались, и двух или трех коричневых картонных папок, аккуратно уложенных друг на друга рядом с ней. Кэтрин присела у окна и уставилась на сверкающий на солнце Потомак, собираясь с мыслями.

«Дорогой Джек…»

Выдвинула ящик стола в поисках бумаги и ручки.

И вот тут-то увидела свое имя.

Оно выглядывало из-под каких-то бумаг, задвинутых в самую глубину. Дрожь смущения охватила ее, как будто она только что ввалилась в спальню своих родителей, когда они трахались. Кэтрин вытащила папку со своим именем и положила ее на стол перед собой, не открывая. Что в ней вообще могло быть? И на что это Джеку?

Наконец она набралась духу посмотреть.

И тут же пожалела об этом.

Это был отчет частного детектива. Подробная информация с проверкой кредитоспособности, исследованием криминального прошлого, данными о занятости, банковских операциях и собственности. И самое ужасное из всего этого – полная хронология инцидента в Японии, ее ареста по возвращении в Штаты и последующего помещения в психиатрическую больницу УДВ.

«Он все это время знал… Этот ублюдок с самого начала знал про мой срыв!»

Кэтрин уставилась на отчет и всю сопроводительную документацию, добытую частным детективом, включая полицейские рапорты и фотографии ее тюремного заключения после Японии – документальные свидетельства, как предполагалось, давно изъятые из обращения. И все же вот они, прямо перед ней, сопровождаемые подробными изложениями бесед детектива с представителями различных органов власти и очевидцами.

«Так вот что можно купить за деньги Джека!»

Кэтрин отшвырнула папку, как будто та была радиоактивной. Сердце у нее бешено колотилось, и ей показалось, что она вот-вот упадет в обморок. Она чувствовала себя оскорбленной, преданной. Не знала, заорать ей или расплакаться. Как он мог делать вид, будто не знает?