Офицеры быстро собрали скудные пожитки и зашагали к лесному массиву по другую сторону утёса. Люди шли молча, у всех были одинаковые мысли. Они понимали, что передышка, которая представилась им, является лишь временным затишьем перед бурей. Однако, никто из них ни разу не заикнулся о своих переживаниях, воспринимая тяжёлые испытания, как должное, в нелёгкой службе. Их связывала между собой присяга на верность Родине. Больше всех тревожился полковник Головко.
«Кедров не отступится, не оставит нас в покое, — размышлял он. — И невозможно предсказать, что у него сейчас на уме. А это самое страшное. Бороться с невидимкой не только сложно, а немыслимо вообще. Чёрт меня дёрнул отправить в Москву правдивый рапорт! Не захотелось марать честь мундира! Что получил? Пять офицеров потерял, жизнь остальных под вопросом. Не оценил я Кедрова, не поверил его словам. А ведь он всегда говорил правду. И тогда, в Афганистане, тоже. Слишком подозрительным сделала меня служба, разучила верить людям. Вот и дождался возврата бумеранга, который сам запустил».
Полковник оглянулся на идущих следом ним за ним офицеров. На душе сделалось ещё тяжелее.
«А может быть, всё обойдётся? — подумалось ему вдруг. — Отсидимся в лесу, дождёмся снятия защиты, и уйдём по-тихому через болото. Прошёл же Безупречный с ребятами — пройдут и другие».
От такой мысли стало немного легче.
В лесу Головко объявил привал. Люди расположились кто где. Безупречный и Черемных оседлали поваленное дерево, к ним подсели вертолётчики. Климов устроился на трухлявом пне, остальные прилегли на усыпанную золотой листвой землю. Офицеры избегали разговоров, изредка приподнимали головы и напряжённо прислушивались. Тихо вздыхали верхушки деревьев, других посторонних звуков не прослушивалось. Через некоторое время стал доноситься далёкий неясный гул. При каждом таком раскате военные тревожно переглядывались между собой. Иногда их взгляды устремлялись в небо — в головах теплилась надежда увидеть яркую синеву. Однако плотная серая пелена прочно приклеилась к горизонту и не претерпевала никаких изменений, хотя над островом гулял сильный порывистый ветер.
Головко подозвал к себе Безупречного и Черемных и коротко приказал:
— Поднимитесь на гору и осмотрите окрестность.
— Есть, товарищ полковник! — ответили оба капитана и бесшумно растворились среди массивных деревьев.
Иван Савельевич постоял, прислушался. Со стороны утёса не доносилось ни малейшего шума. Безупречный и Черемных имели большой опыт передвижения в горах. Полковник принялся расхаживать взад и вперёд по полянке, мысленно взвешивая сложившуюся ситуацию. Знать бы, где Злоказов оставил паропланы! Если удастся каким-то образом пробить брешь в стене, они бы очень пригодились. Выход за пределы сферы должен быть молниеносным, иначе хитроумная защита успеет выкинуть очередной фортель, и смерть настигнет бесповоротно.
Головко посчитал оставшихся людей. После потери группы спецназа, их насчитывалось тринадцать человек. Столько же, сколько на острове «лжеучёных». Что это? Случайность? Совпадение? Или же вызов, брошенный ему Кедровым? Может случиться и так, ведь этот дьявол — крепкий орешек и большой мастак на пакости, умеет давить на психику. Ну и чёрт с ним, пусть потешит себя.
Капитаны вернулись через час. По их хмурым лицам было понятно без слов, что дела обстоят скверно.
— Нам не выбраться с острова, — сообщил Безупречный. — Заслон выставлен по всему периметру.
— Поня-ятно, — с растяжкой произнёс Иван Савельевич и тяжело вздохнул. — Что и требовалось доказать. Ну, а в целом как?
— Остров пустынен, передвижения людей не обнаружено. За горой есть озеро, лагерь предпочтительно разместить там.
— Не густо. По всей вероятности, Кедров решил взять нас измором, будет действовать на психику.
Головко обвёл взглядом всех присутствующих, останавливая его подолгу на каждом в отдельности, и громко спросил:
— Что будем делать, господа офицеры?
— Воевать, полковник, воевать, — недружелюбно отозвался Чапайкин. — Будем вести партизанскую войну.
— Ага. До последнего вздоха, — вставил реплику Безупречный. — Только скажи, с кем ты собрался воевать, партизан?
— Что ты себе позволяешь?! — вскричал холерический москвич. — Как ты разговариваешь со старшим по званию?!
— Так же, как и ты, — невозмутимо ответил капитан.
Чапайкин подскочил к Безупречному, намереваясь с размаху нанести удар за оскорбление. Ответная реакция Ивана была молниеносной — в мгновение ока подполковник очутился на земле.
— Прекратить! — гаркнул Головко. — Совсем спятили с ума?!
— Ну, с-сволочь, я ещё доберусь до тебя! — с ожесточением изрыгнул из себя угрозу Чапайкин, поднимаясь на ноги. — Всё тебе припомню, говнюк грёбаный, — Он сплюнул в траву кровавой слюной.
— Если останешься в человеческом обличье. А то, не ровен час, превратит тебя Кедров в какое-нибудь чучело болотное, — огрызнулся капитан, смакуя. — Будешь квакать или ухать от безысходности.