— И о чём же? — не прекращая писать, спокойно поинтересовался Иван Савельевич, не взглянув на подошедшего подполковника.
— Готовятся к капитуляции, согласны на любые условия Кдрова.
— Да ну?
— Вот вам и ну. Сам слышал, потому и пришёл. Боевой дух офицеров полностью деморализован!
— Прежде всего, Василий Иванович, успокойтесь. Как я понимаю, сквозняка в стене вы не обнаружили?
— К сожалению, да. Прошёл несколько километров, расстрелял три обоймы и всё напрасно. Стена сплошная, никаких проёмов. Собственными руками потрогал это чудо-стекло, — мрачным голосом сообщил Чапайкин.
— Теперь вам понятно, в какую ловушку мы угодили?
Подполковник промолчал, не зная, что ответить.
— Кедров чего-то ждёт. Возможно, распоряжений пришельцев. Иначе он бы давно с нами расправился. Следовательно, рано или поздно встреча с ним состоится. Думаю, готовится очередной ультиматум. Об этом и толкуют наши ребята. Не вижу ничего страшного в том, что они строят свои версии. Вдруг мелькнёт у них какая-нибудь светлая мысль? Разве это плохо? В конце концов, они морально будут готовы к любым неожиданностям.
— Вы всерьёз так думаете? — успокаиваясь, спросил подполковник.
— Да. Просто так нам отсюда не уйти. Бросаться с вилами на танк — самоубийство. Остаётся сидеть и ждать, Кедров даст о себе знать.
Наступило короткое молчание, после которого Чапайкин вдруг выпалил:
— Завтра же надо предпринять попытку уйти через тоннель! Ваша позиция вредна и опасна, она равноценна предательству и измене!
— Повторить путь Злоказова? — спросил Головко невозмутимым тоном. — Превратить людей в зомби?
— Если пойти ночью — успех обеспечен, — стоял на своём подполковник. — Кедров и вся его свора спит в это время. Главное, пройти в тоннель незамечено.
— Мы не знаем, какие сюрпризы приготовлены для нас в самом тоннеле, — пытался аргументировать Иван Савельевич. — Кедров не такой лопух, чтобы не просчитать этот вариант. Здесь есть вода, дичь и чистый воздух, а что мы найдём в кротовой норе, если она будет перекрыта с обеих сторон? У нас даже противогазов нет.
— Вы просто трусите, полковник, — заявил Чапайкин. — Смелый офицер всегда предпочтёт смерть позорному плену.
— Ну, знаешь, Василий Иванович, это уж слишком! — не выдержав оскорбления, возмутился Головко. — В первую очередь я думаю о людях, об их жизнях. В ловушку они попали по нашей с вами вине, между прочим. И сейчас мой долг — исправить допущенную ошибку, сохранить им жизнь. Спешить умереть — самая большая глупость, на которую способен человек.
За свою жизнь Иван Савельевич подметил, что тщеславный человек, попав в неприятную ситуацию, всегда старается блеснуть смелым решением. Причём, делает это, не боясь оскорбить тех, кто не согласен с ним. Чапайкин оказался одним из таких. Спорить с твердолобым холериком — не лучший вариант доказательства своей правоты. Головко сказал:
— Знаешь, Василий Иванович, мне абсолютно всё равно, какое решение ты примешь лично. Что касается остальных — предлагаю послушать мнение каждого офицера. После этого и примем окончательное решение. Я твёрдо уверен: мои люди с тобой не пойдут.
— Если правильно объяснить — пойдут все, не сомневайтесь.
— Посмотрим, — проворчал Иван Савельевич.
Довольный принятым решением, Чапайкин повеселел. Он зашёл со спины полковника и заглянул в его планшет.
— Что пишем в столь недобрый час? — уже дружелюбно спросил он.
— План капитуляции, — съязвил Головко. — Закончу составлять и отдам тебе для передачи в центр.
— Издеваетесь?
— Нисколько. Ты же через пару дней уже будешь в Москве, вот и передашь, кому следует.
— Не валяй дурака, Иван Савельевич, — перешёл на «ты» Чапайкин. — Скажи правду, что пишешь?
— Дневник, Василий Иванович. Подробный дневник. В дальнейшем он сослужит хорошую службу.
— Что-то рановато проявился у тебя старческий маразм, не ожидал.
— Можешь рассуждать, как тебе вздумается. Твоя оценка меня не интересует, — ответил Головко. — Её поставят другие.
— Святая наивность, — буркнул подполковник и зашагал в лагерь. Он твёрдо решил прорываться на Большую землю через подземный ход. В уме завертелись слова для убеждения офицеров в единственно правильном, на его взгляд, решении, которое будет озвучено им завтра утром.
Вечером, после бесцельных хождений вокруг лагеря, офицеры разожгли костёр и сгрудились вокруг него. Не торопясь, открыли банки с тушёнкой, поужинали.