Если стул становился черным — пациенты всегда умирали — этот симптом неизбежного скорого конца мне пришлось запомнить довольно скоро. Входя в дома, чтобы помочь живым, некоторых я обнаруживал мертвыми и наскоро звал на помощь, чтобы вывезти трупы подальше. Желающих участвовать, тем временем, становилось все меньше — город охватила паника.
Люди состоятельные, целыми семьями уезжали в свои загородные владения, а бедняки теснились в инсулах, отказываясь покидать их и лишь по очереди выходя на поиски пропитания, когда голод становился невыносим. Для многих многоэтажные глиняные постройки превратились в настоящие саркофаги. Вонь разлагающихся в жарком летнем воздухе тел распространялась по городу и нигде не было от нее спасения. Ветер совсем не продувал город — на зло живым установился штиль.
Страх перед слепым и безразличным палачом был так велик, а желающих помогать врачей так мало, что даже сенаторы уже прибегали к моей помощи. В один из вечеров, возвращаясь с такого визита, я вспомнил о Тевтре. Надеясь, что он, как и большинство состоятельных людей уже покинул Рим, я все же решил постучать в его дверь, когда проходил через Сандалиарий. Тевтр жил все там же, где когда-то останавливался и Гален, едва прибыв в Рим. Какие насыщенные годы и как давно это, казалось, было…
Я пробирался по залитым нечистотами улочкам — в обстоятельствах подобных тем, сложно было бы критиковать эдила, за плохо поддерживаемый порядок. Добравшись до двери Тевтра, я постучал. Никто не откликнулся и я удвоил усилия. Когда стало ясно, что дома никого нет и мне не ответят, я все же дернул дверь — она оказалась открытой. Волна отравленного воздуха хлынула на меня, едва я вошел внутрь. Стало ясно, что неподалеку находятся мертвецы, может кто-то из его рабов. У Тевтра их было, как я помнил, с десяток.
Я позвал своего друга по имени, но ответом мне была лишь густая, тревожная тишина. Осторожно ступая, через атриум я вошел внутрь хозяйской части и у входа в один из первых же кубикулов увидел начавший разлагаться труп пожилого раба. Глаза мертвеца, мутные и белые, давно смотрели в вечность. Он умер, наверное, уже несколько дней назад.
Пройдя мимо тела и закашлявшись от удушающей вони, я вошел в следующую комнату. Здесь было пусто, только царил хаос — многие амфоры были разбиты, а один из деревянных шкафов упал, словно кто-то пытался схватиться за него и уронил. Во всем доме царил беспорядок, словно накануне здесь орудовали грабители, жадные до всего хоть сколько-то ценного. Я прошел еще дальше и услышал жужжание мух. Кубикул был занавешен плотной шторой, скрывающей комнату от света, обычно вешавшейся для более крепкого сна, чтобы ранний рассвет не выводил из царства Морфея слишком рано. Постояв в нерешительности несколько мгновений, я протянул руку и откинул штору. То, что я увидел внутри, запечатлелось в моей памяти навсегда.
Раздутый, гниющий труп Тевтра лежал в комнате. Множество насекомых ползали по нему, безразлично поедая мертвеца, словно он никогда и не был живым. Его стройное тело раздулось, словно было накачано воздухом. Скрюченный и застывший в неестественной позе, труп Тевтра лежал здесь уже давно. Обезображенное лицо с яркими признаками разложения расплылось и потеряло форму. Мухи ползали по гниющей и лопающейся коже, под которой обнажалась темная, мертвая плоть. Он явно умер еще раньше раба, труп которого я видел за атриумом.
Пробормотав слова молитвы я отшатнулся от увиденного и, кажется, глаза мои увлажнились. Еще месяц назад мы с Тевтром, одолжив лошадей у одного зажиточного земледельца, ездили на охоту и в ушах моих еще звучал его яркий, тёплый смех. Тевтр так любил жизнь…почему же он не позвал меня? Впрочем, обойдя дом, я уже догадался о причинах. Вероятно, посланные за врачом рабы, когда их хозяин уже тяжело болел, просто разбежались, прихватив с собой и все ценное. В доме Тевтра я обнаружил еще два трупа, а с полдесятка других рабов нигде не было видно.
Тело последнего я увидел на веранде, позади дома. Она почти выходила на улицу и сюда, время от времени, светило солнце. Это ускорило разложение, так что когда я, откинув другую штору, вышел на веранду, обезображенный быстрым разложением труп, окруженный высохшими лужами содержимого всех частей кишечника несчастного, обдал меня столь сильным смрадом, что я закашлялся и меня непроизвольно вырвало. Здесь я мог помочь лишь одним — отправить друга в последний путь.
Жаркое пламя ритуального костра унесло душу Тевтра. Ему не было даже тридцати пяти. Размышляя, что надо бы написать о случившемся несчастье Галену — Тевтр был в первую очередь другом моего учителя, я не успел осуществить задуманного — заболела Гельвия.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное