Тень Галена

Конечно, конкуренция за место при императоре была столь высока, что шанс занять его был призрачно мал. Зато имена тех, кто все-таки пробился, запоминала сама история — минули века, а многие из живущих все еще помнят врачей Августа и Тиберия, Клавдия и Нерона… Сейчас у постели больного стояли трое. Пожилые мужчины в роскошных одеяниях, они обернулись на нас. В их взглядах я прочел любопытство, пополам с презрением. Идея позвать Галена принадлежала явно не кому-то из них.

После короткого представления и нескольких поклонов я знал, что одного из архиатров звали Деметрий. Второго — Аттал. Последний же не счел нужным представиться.

— Император серьезно болен — я подозреваю, что старая язва могла открыться — веско сказал один из пожилых врачей.

— Расходясь в конкретных диагнозах и путях преодоления недуга, мы все здесь согласны с тем, что положение необычайно серьезно, но…

— Кроме меня — слабым голосом простонал Марк Аврелий. Он лежал, облокотившись на подушки и прижимая руки к желудку.

— Утром император принял лекарство из горького алоэ, а в полдень — териак, как это в его обычае каждый день — добавил один из пожилых врачей с блестящей лысиной. — Вечером господин также принял ванну и немного поел. Посмотришь? Даже до дворца доходили слухи, будто ты необычайно метко умеешь определить 263 болезни по одному лишь пульсу — насмешливо пригласил Галена Деметрий.

Мне хотелось провалиться прямо под мраморные плиты дворца, на которых одним лишь неведомым провидением богов стояли мои сандалии. Как я, Квинт Гельвий Транквилл оказался здесь, у постели властелина мира? Слава Юпитеру, в тот вечер никто не обратил на меня внимания. Кроме, разве что, пары преторианцев, не спускавших с меня глаз. Но личного в этом было мало — таким же мерам подвергались все, кто приближался к персоне императора.

Гален, казалось, тоже был смущен.

— В этом, увы, не будет той пользы, о какой вы говорите и помышляете, ведь я не знаю нормального пульса пациента… императора — поправился Гален.

Архиатры безразлично пожали плечами, уступая ему дорогу к постели. Гален вдохнул и зашагал к самому великому из всех своих пациентов. Император слабо улыбался ему, продолжая прижимать руку к животу.

Деликатно, но уверенно Гален взял его ладонь и прощупал пульс. Не удовлетворившись, он потянулся прощупать пульс и на сонной артерии, прикоснувшись к шее императора. Преторианцы сзади нас заметно занервничали, но сам Антонин оставался невозмутимо спокойным. Лишь спазмы боли, приходившей время от времени, омрачали его лицо.

Я видел, что Гален задумался, словно ему было уже что-то ясно, но он искал подходящие случаю слова. Сейчас он изречет что-нибудь, чего никто из окружающих не сможет понять — подумалось мне. Какой-нибудь головоломно сложный диагноз, или даже множество таких.

— Я думаю, господин — наконец начал Гален — твоему здоровью ничего не угрожает и если сочтешь возможным поужинать такой кашей, какую я сейчас же предложу — велика вероятность, что уже к утру здоровье наладится. У тебя, господин, просто несварение в желудке — это легко поправить. Даже странно, что этого еще не сделали три мудреца, что стоят здесь — Гален обернулся и насмешливо окинул взглядом дворцовых архиатров.

Лица архиатров, как и мое, изумленно вытянулись. Подозревая худшее и называя диагнозы, один страшнее другого, смехотворные причины, какие назвал Гален, казались заигрыванием с судьбой. А сам врач — безумцем. Ведь если к утру императору станет лишь хуже, вся вина за промедление и неверное решение падет на Галена. Такая ошибка могла бы стоить и жизни…

Я видел, что в сложившихся обстоятельствах на лице архиатров промелькнула тень облегчения — безрассудство этого наглого молодого грека снимало с них часть ответственности.

— Понадобится еще прикладывать к животу шерсть, пропитанную теплой нардовой мазью. Для обычного гражданина я посоветовал бы более рискованное и дешевое средство — вино с перцем, но в кладовых дворца, уверен найдется и нард — инструктировал Гален.

Император слабо кивал.

— В остальном же поможет природа — она воплощение высшей мудрости.

В спальне Антонина висела напряженная тишина. Никто не находил слов. Архиатры были сбиты с толку смелостью советов и пустяковостью диагноза.

— Природа и ее мудрость, говоришь? Тогда отчего же человеку свойственно болеть, страдать и быть телесно несовершенным? — презрительно спросил пожилой врач с лысиной, который так и не представился. Его темные, умные глаза блестели в свете множества масляных ламп и свечей, наполнявших спальню.

— Дав скульптору одну лишь глину — нельзя требовать, чтобы он изваял статую из золота и слоновой кости — развел руками Гален. Он, как всегда, ни на миг не растерялся.

Марк Аврелий тихо хохотнул. Было видно, что ответ Галена пришелся ему по душе. А еще более по душе ему оказался диагноз пустячного несварения, с обещанием поправиться к утру.

Каша была приготовлена. Шерстяное одеяло, пропитанное теплым нардом, покоилось на желудке высокородного пациента. Совсем скоро мы покинули дворец.