Читаем Тень Галена полностью

Аптека при доме Галена сгорела дотла. Ни у кого не было ни малейших сомнений, что здание подожгли намеренно. Не хватало лишь убедительных доказательств — той основы, без которой жернова судебной системы Рима вращаются слишком медленно и неэффективно. Или, еще чаще, не вращаются вовсе. Гален уехал и некому теперь было лить воду на мельницу неподатливых механизмов. Прошли месяцы и история стала забываться, а потом ее замяли.

Дом не сгорел. Полидор продал его через бандитов Субуры — вряд ли выручил много, но еще сомнительнее, что сумма и торг сильно волновали Галена.

Стоит рассказать, что я прочел в письме, которое в тот день кинул мне Полидор. Изрядно потемневший от времени, у меня сохранился тот самый свиток. Я приберег его, так что сейчас смогу привести в своих записях письмо Галена не по памяти, а в том самом виде, в каком впервые прочел сам, более сорока лет назад.

Вот, что он тогда написал:

«Квинт, дорогой мой друг!

Не надеюсь на понимание, но поверь — поступить иначе я не видел возможности. События сложились так, что покинуть Рим стало для меня вопросом жизни и смерти. Я пережил нападение и лишь боги уберегли от худшего.

Скажи-ка, ты никогда не задумывался, что самые значительные моменты нашей жизни никогда не случились бы, без предшествующего им случайного совпадения, запустившего ход всех дальнейших событий? Избежать лезвия убийцы мне помог — ты не поверишь — Киар! Он очень сильно изменился, но клянусь, я сразу узнал его по глазам! Зеленоватый и голубой — они мерцали даже в темноте того проклятого вечера. Ох и силен же он! Судьба его складывается непросто, но он славный малый — встреться с ним. Он хорошо помнит тебя и в Риме подобное знакомство может однажды оказаться для тебя полезным. От таверны «Виноградная лоза», что в Субуре, поворачивай направо, пройди до конца улицы и в торцевой инсуле, за входом на второй этаж, обнаружишь потайную лестницу в подвалы.

Киар оказал мне и еще одну услугу — согласился выкупить и перепродать мой дом в Риме. Я забыл там одну вещицу, памятный подарок от нашего императора. Я успел оказать ему еще пару услуг — может быть расскажу, как будет больше времени. Если вдруг найдется — ты поймешь, о чем я говорю. Прибереги ее, пожалуйста. Не знаю, свидимся ли мы вновь. Надеюсь! С Римом меня связывает много приятных и достойных событий. Но проблемами и опасностями этот зловонный муравейник одарил меня куда щедрее. Оставаться там — выше моих сил. Мне нужна свобода. Я устал от шума этой клоаки.

Вновь писал Аристид — эпидемия в Смирне рассвирепела — едва не половина города и многие из его родных погибли. Происходит что-то ужасное! Я искренне надеюсь, что это несчастье обойдет Пергам стороной, но готовлюсь к худшему. Сейчас я нужнее своему родному городу.

Прости за внезапность, дорогой друг! В моей Азии я всегда буду рад твоему прибытию! Обязательно пиши обо всем, что сочтешь возможным рассказать!

Гален»
Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное