Несмотря на это, последняя прима Ледума, госпожа Лидия, смогла с умом воспользоваться открывшимися перед ней широкими возможностями. Женщина обладала сильным характером и рассудительностью, вместе с тем благоразумно не вмешивалась в щекотливые вопросы политики. В противоположность этому, она активно занялась общественной и научной жизнью и поспособствовала небывалому в Ледуме расцвету наук и искусств. Огромную поддержку получил от неё Магистериум. Сама Лидия много лет занималась там исследованиями в области химии и даже получила учёную степень.
Госпожа Лидия сохраняла за собой статус примы в течение семнадцати лет, родив лорду-защитнику троих детей, младший из которых, Эдмунд, сейчас являлся инфантом. Однако ей, как и многим выдающимся людям Ледума, не удалось спокойно состариться и умереть естественной смертью. Вскоре после несчастного случая, унесшего жизни старших её детей, близнецов Эммы и Эрика, Лидия была арестована и некоторое время содержалась в Рициануме, после чего была прилюдно казнена по обвинению в измене.
Об этой истории в городе предпочитали не вспоминать. Госпожа Лидия пользовалась подлинной любовью и уважением как среди аристократов, так и в народе, и смерть её стала утратой для многих.
Как нам уже известно, в Ледуме официально отсутствовал институт брака и семьи: любовники никогда не были скованы порой непосильными понятиями верности или долга. Из этого правила было только одно исключение: как священник возлагает жизнь на алтарь своей веры, отрекаясь от всего земного, так и человек, носящий чёрную ленту, утрачивает право распоряжаться собой. У него появляются строгие обязательства перед лордом, и нарушение этих обязательств карается самой высокой мерой наказания.
Однако… премьер! Это что-то новое. Себастьян хмыкнул, предугадывая, какой широкий резонанс вызовет в обществе столь громкое событие. На ближайшие месяц-два, и это как минимум, жители второй столицы обеспечены обширной темой для разговоров и пересудов, которая по популярности, несомненно, обойдёт и кончину младшего сына правителя, и продолжающие ухудшаться отношения с Аманитой, – темы не в пример более мрачные и действительно значимые.
Ловкий ход, и возразить нечего. Занять чем-то пытливые умы подданных, чтобы те немедленно принялись смаковать новость, рассуждать о мотивах и последствиях столь исключительного назначения. Отвлечь, увести в сторону от тревожных слухов о возможной войне, которые расхолаживают общество и совсем ни к чему разумному правителю. Лорд-защитник Ледума всегда чутко следил за настроениями в городе, не допуская до сознания народа ни малейших сомнений или чёрных мыслей, действуя с циничностью, свойственной блестящим политикам. И это назначение также было виртуозным, насквозь политическим ходом.
Несмотря на очевидность подобных выводов, о взаимоотношениях между правителем и премьером наверняка поползут сплетни и домыслы. Как раз сейчас в Ледуме была распространена новоиспечённая модная теория, призывающая любить себе подобных. И куда только катится этот город? Кажется, нравы тут вконец развращены. Ювелир вздохнул. Церковь всегда запрещала подобные союзы, и для Серафима тут вопросов не было.
Конечно, ни о каких чувствах между этими двумя, если им вообще знакомы чувства, и речи не могло идти. Должно быть, решили подразнить бесстыдным намёком напускных святош из Аманиты. А заодно подчеркнуть современность взглядов и без того склонного к эпатажу правителя.
Лента обязана была носиться постоянно, дабы положение премьера ни для кого не осталось секретом и окружающие могли обходиться с ним должным образом, демонстрируя глубочайшее уважение и почитание. Высокий статус предполагал неприкосновенность – как юридическую, так и физическую.
Потому-то развлекающие Кристофера танцовщики так и вились у его ног и даже целовали туфли с легкомысленно смотрящими в одну сторону серебряными пряжками, но никто из них не осмеливался и мимоходом коснуться руки или хотя бы кончиков волос премьера, убранных драгоценными заколками. В их глазах читался плохо скрываемый страх перед таким опасным и неудобным клиентом.
Да, статус премьера многое менял в жизни человека. В Ледуме, где уже почти обожествили своего бессмертного лорда, он считался крайне почётным, однако Себастьяну со стороны всё виделось немного иначе. Знаменитая чёрная лента из какой-то особой ткани, мягкой и гладкой, как шёлк, и при этом не знающей износа, рождала у ювелира чёткую ассоциацию с ошейником.
Иными словами, премьер представлялся сильфу личной вещью правителя. Любимой, ценной, но всё-таки вещью, до которой не имел права дотронуться никто, кроме хозяина. Было в этом что-то от пережитков рабовладения.