Теория четырех движений и всеобщих судеб. Проспект и анонс открытия

Как легко, однако, было бы привести в замешательство этих спекулянтов, побивая их собственными доводами. Если им верить, предстоит общий недостаток товаров: скоро пищевых продуктов нельзя будет получить даже ценою золота. На это власти могли бы ответить: вы либо думаете, что можно обеспечить снабжение фабрик и удовлетворить запросы потребителя; либо полагаете, что это невозможно; и в том и в другом случае вас надо принудить к продаже того, что имеется у вас на складах; потому что если впредь подвоза не будет, если будет полный недостаток товаров, в таком случае бесполезно ограждать ваши махинации, которые ускоряют развал промышленности, грабя ее и чиня ей помехи в момент кризиса; если же есть способы обеспечить подвоз и снабжение, в таком случае вы – нарушители порядка и смутьяны, усиливающие временное бедствие. Итак, независимо от того, ждете вы в дальнейшем подвоза или прекращения его, вы заслуживаете кары; почитайте за счастье, что власти ограничиваются лишь изъятием вас из товарооборота и распродажей складов, оставляя на вашу долю огромную прибыль в виде надбавки одной четверти сверх обычных цен.

Продолжая рассуждать таким образом, я бы легко мог доказать, что, не стесняя торговых сношений и не выходя за пределы политики Цивилизации, можно обуздать спекулянтов; необходимость такого обуздания в области торговли хлебом и зерном, видимо, уже осознана, так как во всех странах в эту отрасль торговли правительство вмешивается. Мы прекрасно знаем, что если бы скупщики зерна пользовались полной свободой, если бы они имели возможность создавать компании для скупки на корню жатвы и припрятывания зерна на складах вместо пуска его в обращение, у нас всегда и систематически царил бы голод в той или иной степени, даже в самые урожайные годы. Сколько уже раз спекулянтам удавалось доводить страну до голода, ставя этим самым себя под угрозу народного погрома и правительственного вмешательства; ведь в момент такой катастрофы правительство предпочло бы силою открыть склады для продажи их содержимого, чтобы только не довести народ до отчаяния. Если уже и теперь спекулянты пренебрегают любой опасностью, воображаю, до чего бы они дошли, если бы им предоставить абсолютную свободу и обеспечить покровительство для спекуляции зерном!

Политические авторы, изобретающие теории о долге человека, допускаете ли вы наличие долга и у общества? Не первый, ли его долг – обуздывать паразитов, которые доводят до отчаяния промышленность и основывают собственное благополучие на бедствиях отечества?! Будь у вас достаточно смелости для обличения подобных пороков, вы не медлили бы до сего дня с открытием корректива (социетарная конкуренция). О, насколько древний мир, во многом смешной, был мудрее нас в сфере торговой политики! Он открыто клеймил пороки торговли; он гнушался этих промышленных хищников, этих скупщиков, достойных фимиама, воскуряемого современной философией – бесстыдным апологетом всех гнусностей, способствующих накоплению золота.

IV Грабеж общества с помощью ажиотажа

Ажиотаж – родной брат спекуляции товарами; оба они до такой степени поработили общественное мнение, что перед ними склонились даже монархи, чьим начинаниям они открыто сопротивляются; будучи в плену у какого-нибудь софизма, властители не дерзают ни помышлять о сопротивлении, ни испробовать иную систему торговли.

За примерами такой тирании недалеко ходить. То, о чем я буду говорить, произошло недавно; это последняя проделка французских биржевиков.

В последнюю войну с Австрией грязный торговый заговор свел на нет трофеи Ульма[144] и Аустерлица. В момент, когда Франция слепо доверяла операциям императора, биржевики искусственно вызвали симптомы всеобщего недоверия, точно нашими армиями командовал Варрон[145]. За какие-нибудь два месяца парижские спекулянты внесли неслыханные опустошения во французскую промышленность. Только поток внезапных и чудесных побед обуздал, наконец, ажиотаж, который грозил совершенно уничтожить общественный кредит; невольно содрогаешься, думая о финансовом расстройстве, которое стало бы уделом Франции, если бы ее кампания кончилась вничью: ни успехом, ни поражением.