Теория четырех движений и всеобщих судеб. Проспект и анонс открытия

Сея панику, спекулянты ссылались в качестве тревожного симптома на заем, сделанный банком «Де Франс» для развертывания кампании; этот заем определяли в пятьдесят миллионов, что составляло лишь одну сотую часть общего дохода Франции. Если бы даже уплата по займу не была обеспечена капиталами банка и налоговыми поступлениями, то уже само по себе доверие, оказываемое монарху, – полная гарантия в глазах французов. Французам не страшен ни бог, ни черт, когда во главе их армий – Наполеон; каким образом могли они впасть в панику по поводу займа, составляющего не свыше одной сотой территориального дохода? Далекие от страха перед развертыванием кампании, французы охотно предложили бы часть собственного капитала в залог того, что император одержит победу; они ни малейшим образом не сомневались в грядущем погашении небольшого займа, о котором идет речь. Между тем с помощью ажиотажа спекулянтам удалось создать видимость всеобщего недоверия и лишить кредита банк на том основании, что он, выполняя сокровенное желание всех французов, поддержал выступление достойного главы государства.

Итак, существует держава, которая насмехается как над подвигами героев, так и над общественным мнением народов: это – ажиотаж, произвольно орудующий всем механизмом промышленности; он отдает государство во власть классу паразитов; не будучи ни собственником, ни фабрикантом, не имея ничего кроме портфеля с биржевыми бумагами и готовый в любой день переменить отечество, ажиотаж старается вносить расстройство в каждую страну и поочередно разорять все отрасли промышленности. Видя, как наши экономические теории поддерживают такие бедствия, как ажиотаж, скупка, банкротство и т. д., непрерывно вносящие расстройство в промышленность, глумящиеся даже над монархами и народным доверием, им оказываемым; видя, говорю я, эти мерзости и множество других, порождаемых свободой торговли, ни один писатель не имеет, однако, мужества обличить эту смехотворную экономическую науку, осудить в целом весь механизм торговли и выдвинуть новую систему промышленных и торговых отношений. Каждый униженно клонит голову перед лицом этих пороков коммерции, втайне негодуя на них, и каждый воспевает хвалу торговле, не задумываясь над способами сбросить ее иго; настолько боятся цивилизованные реформ, требующих от человека политической изобретательности, на которую они, по их мнению, неспособны.

Современные философы, несомненно, втайне стыдятся плодов своей меркантильной системы, но из самолюбия они дают возможность усиливаться злу, они льстят этим политическим пигмеям, ажиотажникам и спекулянтам, не умея их обуздать; они приучают общественное мнение трепетать и склонять голову при одном слове Коммерция. Этот скандальный факт служит ярким опровержением мнимого разума, похваляющегося своим совершенством. В какую трясину засосала политическая экономия современное государство! Воистину, мы были бы менее уничижены, а Цивилизация была бы менее презренной в пору небытия меркантильной философии и экономических наук.

Целый ряд мелочей убеждает нас в том, что эти мошенники, столь чтимые под именем спекулянтов, – своего рода разновидность клубистов, промышленные якобинцы. Подобно якобинцам, они умеют объединиться и скопом углублять бедствия промышленности. Подобно якобинцам, умевшим втереться меж правительством и народом, чтобы властвовать над тем и над другим, торговые мошенники умеют присвоить себе роль посредников меж правительством и промышленностью, с помощью интриг подчинить себе и тех и других, всех обмануть под видом радетеля интересов земледелия.