Теория четырех движений и всеобщих судеб. Проспект и анонс открытия

С тех пор как философия проповедует страсть к торговле, все, вплоть до села, кишит купцами. Глава семьи перестает заниматься земледелием, предпочитая торговлю как занятие более прибыльное; будь у него для продажи хоть один теленок, он будет терять день за днем, слоняясь по рынкам, постоялым дворам и кабакам. Особенно ярко это сказывается в районах виноделия; всюду благодаря свободе конкуренции неимоверно разбухает количество купцов и торговых посредников. В крупных городах, вроде Парижа, насчитывается до трех тысяч бакалейщиков, тогда как для обслуживания населения едва ли требуется и три сотни. То же обилие торговых агентов и в маленьких городках. За один год там перебывает сотня коммивояжеров и сотня коробейников, а в 1788 г. их не набралось и десятка; однако и пищевых продуктов и одежды было вдоволь, к тому же по весьма умеренным ценам, а купцов было в три раза меньше.

Это множество конкурентов заставляет их наперебой прибегать к мерам самым сумасбродным и разорительным для социального организма; потому что всякий лишний посредник, например монах, только грабит общество, так как потребляет, ничего не производя. Мы хорошо знаем, что монахи, которых в Испании насчитывается 500 тыс., производили бы средств существования на 2 млн. жителей, вернись они к земледелию. То же можно сказать о бесчисленном количестве лишних торговцев. Когда вы познакомитесь с торговым методом шестого периода, с социетарной конкуренцией, вы убедитесь, что торговля могла бы функционировать при наличии одной четверти агентов, обслуживающих ее ныне, и что в одной только Франции целый миллион людей оторваны от земледелия и фабричного труда благодаря потоку агентов, который влечет свободная конкуренция. Для одной только Франции это равносильно ежегодному недопроизводству продуктов на 4 млн. населения. Виною всему – заблуждения экономистов.

Помимо расточения впустую рабочей силы, современный уклад жизни обусловливает еще уничтожение капиталов и продуктов. В качестве примера можно указать на одно из самых распространенных в наши дни пагубных явлений – разорение. С момента революции только и слышно о разорении того или иного из купцов. Их слишком много, и вот они яростно рвут друг у друга покупателя; продать товар изо дня в день все труднее и труднее благодаря обилию конкурентов. Город, потреблявший тысячу тонн сахара при наличии десяти купцов, будет потреблять все ту же тысячу и тогда, когда купцов будет сорок вместо десяти. Так было во всех городах Франции. Теперь эти муравейники, кишащие торговцами, жалуются, что торговля идет вяло, тогда как по-настоящему им следовало бы сетовать на чрезмерное обилие торговцев; они из кожи лезут вон, придумывая, чем бы привлечь покупателя. Они идут на самые безрассудные издержки, лишь бы раздавить соперника. Думать, что купец всецело раб наживы – ошибка, он весь во власти зависти и самолюбия; один из них разоряется во имя сомнительной чести ворочать огромными делами, другие – обуреваемые манией давить соседа, удачи которого приводят их в отчаяние. Честолюбие купца – страсть низменная, но яростная; когда-то трофеи Мильтиада[146] не давали спать Фемистоклу[147], теперь торговые операции лавочника не дают спать его соседям. Отсюда яростная конкуренция, доводящая стольких купцов до разорения, причем их расточительность в дальнейшем отзывается на потребителе; так как всякое расточение средств, в конечном счете, ложится на социальный организм; если новый строй торговли (социетарная конкуренция) сократит на три четверти количество агентов и сумму накладных издержек, продукты соответственно подешевеют; в связи с этим увеличится спрос, а затем увеличится и продукция в связи с новым спросом и благодаря множеству рабочих рук и капиталов, возвращенных земледелию в результате сокращения количества торговых агентов.