Франция со свойственным ей пылом увлечения предалась очертя голову современному безумию; во Франции только и думают, только и говорят, только и пишут, что о благе торговли. Даже аристократы рабы этой мании: министр, который жаждет популярности, должен обещать каждому городку торговлю огромную и огромную торговлю (un commerce immense et un immense commerce); знатный вельможа, объезжая провинцию, должен в каждом городе объявлять себя другом торговли, путешествующим ради ее блага. Великими умами в XIX веке признаются те, кто поясняет нам тайны биржи, заключающиеся в фунтах, су и динариях. Поэзия и другие искусства находятся в пренебрежении, и врата храма отверзаются лишь перед теми, кто умеет растолковать, почему сахар пал в цене, а мыло не дает прибыли. С тех пор как философия пламенно увлекается торговлей, путь этой новой науки устлан цветами. Самые обворожительные словообороты заняли место старых торговых терминов, и люди выражаются изысканно:
Жан-Жак Руссо в наши дни мог бы сказать: «Жеманницы со времен Мольера изменились, но чтобы дать образ этих новых жеманниц, нужен новый Мольер». Чего стоит вся эта шумиха меркантильных теорий, эти пустые слова, измышляемые для газетной сенсации и праздных споров! Темой их были раньше «равенство» и «братство», теперь –
Никогда еще в промышленности не было такой неурядицы, как теперь, когда меркантильный дух завладел общественным мнением. Одна единственная островная нация, пользуясь неповоротливостью старой Франции, разбогатела с помощью монополий и пиратства; и это служит достаточным основанием для отречения от всей старой философии и для признания торговли единственной стезею истины, мудрости, счастья. Купцы стали столпами общественного строя, и все кабинеты наперебой подхалимствуют перед нацией, бросающей им подачку в виде одной десятой той промышленной дани, которую она с них взимает.
Поневоле поверишь в колдовство, видя, как короли и народы, обманутые несколькими коммерческими софизмами, возвеличивают до небес зловредный класс биржевых игроков, спекулянтов и иных промышленных корсаров, использующих все свое влияние для накопления массы капиталов, искусственного колебания цен на все пищевые продукты и поочередного разгрома всех отраслей промышленности; трудовые классы, земледельцы, мануфактуристы, становятся жертвой массового грабежа благодаря спекулятивным махинациям и, подобно сельдям, исчезают тысячами в пасти проглатывающего их кита.
Но довольно о торговле. В процессе изложения я уже охарактеризовал возможные последствия
1.
2. При ней торговый корпус сам себя страхует и условно
3. Она возвращает земледелию и промышленности все капиталы, сосредоточенные ныне в торговле; социальный корпус в полной мере застрахован от какой бы то ни было растраты подотчетных сумм коммерсантами, и всюду они пользуются полным доверием; поскольку это так, они для своих операций не нуждаются в значительных денежных суммах, и вся денежная наличность используется для производительных работ.
4.
5. С помощью прогрессивных финансов она заставляет торговый корпус выполнять государственные обязательства, от которых он умеет освободиться ныне.
6. И, наконец, в общественных отношениях воцаряется доверие, правда, не столь безраздельное, как при комбинированном строе, но огромное по сравнению с современным плутовством.